Жребий викинга
Шрифт:
— Слишком неуверенно ты это говоришь.
— Как я могу знать: буду ждать тебя в течение стольких лет или не буду? Возможно, завтра здесь появится принц датский или германский…
— Но ты должна ждать меня, даже если сюда съедутся все принцы Европы.
— Почему ты решил, что должна ждать?
— Потому что обещала ждать меня.
— Разве я уже что-либо пообещала? Нет, если ты не очень долго будешь бродить где-то там, по Сицилии и Египту… — вновь величаво повела она своими пухлыми плечиками. — Я не стану торопиться выходить замуж. Тем более что мне еще слишком рано думать об этом.
— Ты ведь должна думать не о замужестве, а всего лишь обо мне.
— Не знаю, наш учитель Иларион поучает, что думать о замужестве следует только тогда, когда настанет время… замужества, а пока что следует постигать книжную мудрость и мудрость жизни [80] .
Гаральд хотел что-то ответить, но в это время его окликнул своим густым басом конунг Гуннар. Оглянувшись, принц обратил внимание, что тот указывает острием своего кинжала на туго надутый парус, на север, где, в поднебесье, сгущались далекие тучки, и вновь на парус. Никаких объяснений эти знаки не требовали.
80
Исходя из сведений, которые дошли до наших дней, а также из сомнений, которыми принц Гаральд наполнял рыцарские песни-саги собственного сочинения (а в норвежском фольклоре сохранилось несколько песен конунга Гаральда, в том числе и посвященных «русской деве»), княжна Елизавета Ярославна не подавала ему особых надежд. Уже хотя бы потому не подавала, что была еще слишком юной. Во всяком случае, ждать его явно не обещала.
Еще утром капитаны судов жаловались на отсутствие ветра, точнее, он слегка повеивал, но оказался встречным, и предлагали не торопиться с отплытием. Конечно, идти надлежало за течением, но при отсутствии попутного ветра все равно пришлось бы с первых же часов похода налегать на весла. Теперь ветер был отличным, однако он долетал оттуда, откуда на город надвигались тучи, а значит, время терять было нельзя.
Как истинный предводитель норманнов, Гаральд и не собирался его терять, даже в беседе с несостоявшейся дамой сердца. Хотя и предчувствовал, что еще долго будет тосковать по этим излучавшим какой-то особый внутренний свет, затянутым зеленоватой поволокой глазам, по этому личику и изящным кудряшкам.
10
С аудиенцией император Михаил тянуть не стал. Принять наследного принца Норвегии он соизволил уже на следующий день после того, как норманнские суда вошли в бухту Золотой Рог.
— Ваш приказ выполнен, мой император: я привел к вам лучших воинов-норманнов, которые имелись у великого князя киевского, — напыщенно проговорил Визарий, стоя рядом с правителем на смотровой башне дворца.
Прежде чем ответить, Михаил с минуту наблюдал за тем, как у специально освобожденной для викингов пристани выстроилась, борт к борту, целая флотилия судов.
— Странно, что князь Ярослав решился отпустить Гаральда с его воинами. Что произошло? У русичей опустела казна?
— Без этих воинов русская казна опустеет еще больше, мой правитель.
— Но ты сам доносил из Крыма, что русичи готовятся к походу на Византию. Не станешь же ты убеждать меня, что русичи отказались от своей маниакальной идеи покорить Византию, а свой Киев провозгласить «Восточным Римом»? Не поверю, от этого они отказаться не способны, независимо от того, кто там у них правит и насколько наполнена их казна.
— Прежде всего, они хотят вернуть себе земли к востоку от устья Дуная, считая их землями русичей. Так что война за дунайское наследие неизбежна.
— И когда они могут решиться на свой «дунайский» поход?
— В ближайшие два-три года он вряд ли возможен. Уже хотя бы потому, что под рукой у князя Ярослава не будет этих пиратствующих рыцарей, — повел Визарий подбородком в сторону бухты. — Ярослав не мог отказать Гаральду в его праве добыть себе славу и золото на службе у вас, все-таки он уже воспринимает его как будущего зятя.
— Этот викинг претендует на трон?
— Норманны считают Гаральда наследным принцем. Однако ему еще предстоит освобождать свой трон от захватчика-датчанина.
— Вот теперь замысел ясен: наш юный викинг жаждет получить в жены дочь киевского князя, который затем поможет ему добыть корону Норвегии… — задумчиво подытожил император. — Все бредят короной, — почти в отчаянии развел он руками. — Каждый, кто хоть издали поймал на себе имперское отражение короны, навсегда становится пленником ее призрачного блеска.
— Благодарю Господа, что лично меня ни одна корона мира блеском своим не ослепила, — молитвенно возвел глаза к небесам понтийский грек.
— Пленником, подобным мне самому, — уже едва слышно пробормотал василевс [81] , не обращая внимания на слова своего «русского посланника».
Возможно, император постоял бы здесь, на пьянящем морском воздухе, еще какое-то время, но бледное, болезненное лицо его неожиданно сморщилось так, что Визарий безошибочно определил: начался очередной приступ какой-то странной болезни, время от времени вспыхивавшей в правителе всепоглощающим пламенем, который вот-вот должен был сжечь все его внутренности.
81
Василевс (греч.) — властелин, правитель. Обычно византийцы так называли своего императора.
— Чем я могу помочь вам? — испуганно спросил Визарий, которому хорошо было известно, что никакие настойки, которыми доктора пичкали этого коронованного беднягу, уже не помогали. Но меньше всего ему хотелось, чтобы роковой час правителя наступил в его присутствии. К счастью, евнух Иоанн, державшийся чуть позади Визария, уже звал дежурившего где-то этажом ниже лекаря и вместе с «русским посланником» тоже бросился поддерживать оседающего императора.
— К Зое обратитесь, к императрице Зое, — едва сдерживая боль, проговорил грозный правитель. — Она знает, как следует распоряжаться викингами.
Визарий и рослый, не в меру располневший евнух обменялись короткими вопросительными взглядами. По ироническим ухмылкам, блуждавшим по губам, без труда определили, что становятся полезными друг другу единомышленниками.
— Она знает, — подтвердил евнух, даже не пытаясь скрыть свою наглую ухмылку. — Сегодня же устрою принцу Гаральду аудиенцию у императрицы.
Появившийся лекарь-египтянин тут же расстелил принесенный с собой в наплечной сумке коврик, уложил на него теряющего сознание императора и принялся колдовать над какими-то глиняными пузырьками.