Журнал «Если», 2000 № 01
Шрифт:
— Ты призвала их сюда. Это дело твоих рук. А теперь скройся с глаз! Если я когда-нибудь увижу тебя, то убью голыми руками. УХОДИ!
Рианнон кое-как встала на ноги, попятилась под его ледяным взглядом и опрометью побежала вниз по склону.
Олег сначала подошел к Андуине и выдернул меч из ее спины.
— Ты никогда не узнаешь, госпожа, как глубоки мои скорбь и стыд. Да будут тебе дарованы покой и мир! — Он закрыл ей глаза и направился туда, где в растекающейся луже крови лежал Кормак.
— Ты хорошо бился, друг, — сказал он, опускаясь на колени. Кормак застонал. Олег подхватил его на руки и унес в хижину, где снял намокшую кровью одежду и осмотрел раны. Две в спине, одна в боку, одна в груди. Ничто не могло спасти Кормака.
Зная, что это не поможет, Олег тем не менее нашел иглу с ниткой и зашил раны. Когда их края были плотно стянуты, он укрыл Кормака одеялом и разжег огонь. Едва тепло наполнило хижину, Олег зажег свечи и вернулся к Кормаку. Его пульс еле бился, лицо посерело, под глазами темнели лиловые полукружья — ничего хорошего это не сулило.
Олег коснулся груди Кормака. Что-то обожгло его ладонь, и он отдернул руку. Камешек на цепочке, обвивающей шею Кормака, сиял, как расплавленное золото, и легкие раненого с хрипом втянули воздух.
— Слава всем богам, сущим и былым! — сказал Олег. Он вновь положил ладонь на камешек и уставился на рану в груди Кормака. — Можешь ты его исцелить? — прошептал он, но ничего не произошло.
— Ну, хотя бы поддерживай в нем жизнь, — попросил он.
Потом встал и прошел в глубину хижины, чтобы взять заступ. Земля еще не оттаяла с зимы, но Олег должен был хоть это сделать для Андуины, Дарующей Жизнь, Принцессы из Рэции.
Глава 10
Ночные часы тянулись и тянулись. Гвалчмай задремал на стуле у ложа, прислонив затылок к стене. Прасамаккус и Кулейн сидели молча. Бригант вспоминал свою первую встречу с Владыкой Ланса, высоко в Каледонских горах, когда вампиры в темных плащах жаждали их крови, а юный принц спасся через врата в страну Пинрэ. Мальчик Typo — каким он был тогда — стал мужчиной Утером в свирепой войне против Царицы-Ведьмы. Они с Лейтой поженились там, и она принесла ему в дар Меч Кунобелина. Юная пара в блеске молодости, в уверенности, что до смерти — целая вечность. Теперь через какие-то двадцать шесть лет Кровавый король лежит неподвижно, Гьен Авур, красавицы Лейты, нет в живых, а королевство, которое Утер спас, стоит на пороге гибели.
Неожиданно в центре покоев возник слепящий шар белого огня, и Прасамаккус наложил стрелу на тетиву своего лука. Кулейн протянул меч над ложем и прикоснулся острием к плечу Гвалчмая. Кантий мгновенно проснулся. Золотистым камушком Кулейн провел по мечу Гвалчмая к своему, а затем подошел к Прасамаккусу, высыпал стрелы из его колчана и прикоснулся камушком ко всем двадцати четырем наконечникам. Сияющий шар съежился, и по покоям пополз серый туман. Кулейн выждал, потом поднял Сипстрасси и произнес одно Слово Силы. Его тело выбросило золотой свет, окутавший обоих воинов и неподвижную фигуру короля. Туман наполнил покои и… исчез. На дальней стене возникла черная тень, углубилась, расползлась, превратилась в устье пещеры. Оттуда подул холодный ветер, огоньки фонарей заметались, с шипением угасая. В открытые окна лились лунные лучи, и в их серебряном свете Гвалчмай увидел, как из пещеры появился зверь Бездны. Чешуйчатый, рогатый, с длинными кривыми клыками. Он шагнул в покои, но едва коснулся проведенной Кулей-ном магической черты, молния пронзила его серое тело, и пламя поглотило его. Он упал в пещеру, шипя от боли.
В покои прыгнули три воина. Первый упал со стрелой в горле. Кулейн с Гвалчмаем метнулись к ним, и несколько секунд спустя два других уже лежали мертвые на полу.
Гвалчмай носком сапога перевернул на спину тело одного из убитых. Лицо его истлело, перед ними лежал разлагающийся труп. Старый кантий отпрянул.
— Мы дрались с мертвецами! — прошептал он.
— Таким образом Вотан заручается верностью. Храбрейшие из его воинов неподвластны смерти… во всяком случае, так они верят.
— Ну, мы разделались с ними.
— Они вернутся, и мы не сможем сдержать, их удар. Надо увезти короля в безопасное место.
— Но где можно укрыться от чар Вотана? — спросил Прасамаккус.
— На Хрустальном Острове, — ответил Кулейн.
— Но мы не сможем провезти его через всю страну, — возразил Гвалчмай.
— Я смогу. Я отправлюсь по Древним Путям лунг-мей, тропами духов.
— А Прасамаккус и я?
— Вы уже послужили своему королю. Но скоро на вас нападет войско Вотана. Не мне указывать вам, но я посоветовал бы собрать под знамя Утера столько людей, сколько вы сможете. Скажите им, что король жив и вернется, чтобы вести их в день Рагнарека.
— Что это за день? — спросил Прасамаккус.
— День величайшего отчаяния, — прошептал Кулейн, встал и отошел к западной стене. Там он преклонил колени, держа в руке Сипстрасси, и в воцарившейся тишине оба старых воина услышали шепоты глубокой реки, всплески волн у невидимых берегов. Стена замерцала и раздвинулась.
— Поторопитесь! — приказал Кулейн.
Гвалчмай с Прасамаккусом подняли тяжелое тело Кровавого короля и вошли с ним в открывшийся проем. Возникли ступеньки, ведущие в пещеру, к глубокой темной реке. У каменного причала покачивалась лодка. С великой осторожностью они опустили в нее короля. Кулейн шагнул на корму.
Лодка заскользила по течению, и Кулейн обернулся к товарищам.
— Скорей назад в башню! Если врата закроются, вам не прожить и часа.
Со всей быстротой, какую позволяла хромота Прасамаккуса, два старых друга поднимались по лестнице. Позади слышались жуткие нечленораздельные звуки, царапанье когтей по камню. Гвалчмай увидел, что врата перед ними замерцали. Ухватив Прасамаккуса за плечи, он швырнул его вперед, нырком последовал за ним и упал на четвереньки в покоях Утера.
За спиной у них по-прежнему была каменная стена.
Викторин и двенадцать его спутников первые три дня ехали без происшествий. Однако на четвертый, когда по узкой тропе они приближались к густому лесу, Викторин остановил коня.
Его второй помощник, Марк Бассик, молодой человек из хорошего римско-британского рода, подъехал к нему.
— Что-то не так, почтеннейший?
— Мне кажется, за деревьями нас подстерегает смерть. Без славы, без надежды на победу. Только боль и мрак.
Лицо молодого человека посуровело, серые глаза сузились.