Журнал «Если», 2000 № 01
Шрифт:
— Ты и впрямь думаешь, что Вотан станет королем?
— Как мы можем ему помешать? Уж лучше пусть его изберут мирным путем, тогда крови прольется меньше.
— И ты всерьез об этом рассуждаешь?
— Ты знаешь другой выход?
Юноша собирался ответить, но тут он увидел, как Викторин мгновенно поднял ладонь, растопырив пальцы, которые тут же сжались в кулак. Знак разведчиков, означающий: молчи, враг близко.
— Нет, почтеннейший, мне кажется, ты прав, — закончил беседу Галеад.
Теперь в ярком солнце нового утра Галеад встал с постели и вышел нагой к ручью позади их жилища. Он выкупался в прохладной воде, сбегающей в долину со снежных горных вершин. Освеженный, вернулся в комнату и оделся для дороги. В их посольстве было двенадцать человек, и они встретились для утренней трапезы в зале харчевни. Викторин, вновь в одежде военачальника — бронзовый нагрудник, кожаная в бронзовых бляхах юбка, — хранил молчание. Все легионеры уже узнали о смерти Утера, и настроение было самым мрачным.
Вошел мальчик-конюх и сказал Викторину, что лошади оседланы. Маленький отряд покинул город, когда солнце поднялось из-за гор. Викторин поманил Галеада, и белокурый юноша приблизился к ветерану.
Они далеко обогнали остальных, а тогда Викторин придержал коня и повернулся к молодому меровеянину.
— Поезжай в Бельгику и сядь на корабль там.
— Но почему, почтеннейший?
Викторин вздохнул.
— Пошевели мозгами, юный принц. Может быть, Вотана обманули мои слова и вид побежденного, который я принял. А может быть, и нет. На его месте я позаботился бы, чтобы Викторин не добрался до берега живым.
— Тем больше причин оставаться вместе, — сказал Галеад.
— Ты думаешь, один лишний меч составит разницу? — оборвал его старый военачальник.
— Нет, — должен был признать Галеад.
— Извини, друг. Я раздражаюсь, когда меня замышляют убить. В Британии отыщи Прасамаккуса — он хитрый старый лис — и Гвалчмая. Оба могут дать дельные советы. Не знаю, кто там взял начальство. Может быть, Петроний, хотя он старше меня на десять лет. Или Геминий Катон. Надеюсь, что Геминий: он хотя бы понимает войну и ее природу. Судя по состоянию флота, они будут готовы к действиям весной, так что есть время приготовиться. Думаю, высадиться они попробуют под Андеридой, но могут нанести удар и севернее. И там, и здесь у Вотана найдутся союзники. Провались Утер в ад! Как он посмел умереть в такое время?
— А что будешь делать ты, почтеннейший?
— Поеду дальше обычным путем… но сверну с него, когда стемнеет. Митра Сладчайший! Чего бы я ни дал за десять былых легионов! Ты заметил римских легионеров во дворце Вотана?
— Да. Не слишком-то внушительный у них вид, правда?
— Ни шлемов, ни нагрудников. Я поговорил с одним юнцом: по его словам, войско постановило отказаться от них. Слишком тяжелы. И как Риму удавалось править миром!
— Страна сильна ровно настолько, насколько ей позволяют ее правители. Готы никогда не победили бы, если бы Вотан их не сплотил, и когда он умрет, они вновь затеют между собой свары.
— Будем надеяться, что умрет он скоро, — сказал Викторин. — Как только город скроется из виду, сворачивай на север — да окрылит Меркурий твоего коня.
— Пусть боги благополучно вернут тебя домой, почтеннейший.
Викторин промолчал, потом снял плащ и положил на седло — по обычаю всех командиров конницы, когда они въезжают во вражеские земли.
— Если я не вернусь до весны, Галеад, зажги за меня светильник у алтаря Митры.
Кулейн стоял в центре Круга Камней, держа в руке серебряное копье.
— Ты уверен, что это разумно, мой друг? — спросил Пендаррик.
— Я никогда не был разумен, владыка-царь! — Кулейн улыбнулся.
— Разумный человек знает пределы своих возможностей. Но я верю: мое предназначение — противостоять злу Вотана.
— Я тоже выступлю против носителя тьмы, — пообещал Пендаррик, — но на свой лад. Вот возьми, думаю, он тебе пригодится.
Кулейн протянул руку и принял золотой камешек величиной с воробьиное яйцо.
— Благодарю тебя, Пендаррик. Думаю, мы больше не увидимся.
— В этом ты прав, Владыка Ланса. Да пребудет с тобой Исток Всего Сущего.
Пендаррик вскинул руки и произнес Слово Силы…
Глава 9
Когда Откровение подошел к южным воротам Эборакума, город был в трауре. Часовой, увидев, что это седобородый путник-монах без оружия, если не считать длинного деревянного посоха, посторонился, пропуская его.
— Король сейчас здесь? — спросил Откровение.
— Так ты не слышал? — удивился часовой, молодой ополченец, вооруженный только копьем.
— Я был в пути три дня и никого не встречал.
— Король умер, — сказал часовой. — Погиб от колдовства.
Позади Откровения столпились другие путники, и часовой махнул, чтобы он проходил. Мучительная тоска овладела Откровением. Он ведь пришел сюда испросить прощения у человека, которого предал.
Он шел по городу, точно во сне, не замечая лавок, складов, рыночных прилавков, шел к королевскому замку, где стояли на страже двое часовых — оба в траурных черных плащах и шлемах с черными перьями.
Они скрестили перед ним копья, преграждая путь.
— Нынче туда нет доступа никому, — негромко сказал часовой. — Приходи завтра.
— Я должен поговорить с Викторином.
— Его здесь нет. Приходи завтра.
— Тогда с Гвалчмаем или Прасамаккусом.
— Ты что, оглох, старик? Я сказал: завтра!
Посох вскинулся, отбросив копья. Воины прыгнули на старика, но посох опустился на голову одного, сбив его с ног, а затем ударил второго в пах, так что бедняга согнулся пополам. Откровение вошел 'во двор, где угрюмыми группами сидели воины. Их горе не оставляло сомнений.