Журнал «Если», 2000 № 01
Шрифт:
— Нет, его ты не получишь. Я пошлю тебя в Марцию, но ты поедешь с Викторином и военным отрядом — посольством к новому королю.
— Митра Сладчайший! Увидеть его и не убить? Кланяться и расшаркиваться перед этим гнусным зверем?
— Послушай меня! Я не земледелец, чья забота — семья да скудный урожай ячменя. Я король. И обязан защищать землю, народ. Ты думаешь, Вотан удовлетворится Галлией и Бельгикой? Нет. Я ощущаю присутствие его зла, ощущаю, как его холодные глаза рыщут по моим землям. Судьба сведет нас на поле кровавой битвы, и чтобы победить, мне нужны сведения — о его воинах, о его приемах, его слабостях. Ты понял?
— Да, государь. Будь по-твоему.
— Отлично. А теперь нужно дать тебе другое имя… и другое лицо. Вотан истребил род Меровея, и, если тебя узнают, твоя смерть предрешена. Встретишься с Викторином в Дубрисе. Отныне ты Галеад, рыцарь Утера. Следуй за мной.
Король повел Урса во внутренние покои и вынул из ножен Меч Силы. Прижав лезвие к плечу принца, Утер сощурил глаза, сосредотачиваясь.
Урс почувствовал щекотание под волосами, его лицо и зубы заныли. Король опустил Меч и подвел воина к овальному зеркалу в стене.
— Узри нового рыцаря Утера. — Лицо его озарила широкая улыбка.
Взгляд Урса остановился на отражении белокурого незнакомца с волосами, коротко остриженными в кружок, с глазами летней синевы.
— Галеад, — пошептал он. — Да будет так!
Глава 7
Зима в Каледонах была суровой: тропы завалило сугробами, в щелях бревенчатых стен хижины нарастал лед. Деревья стояли голые, словно скелеты, за окном завывал ветер.
Кормак лежал на узкой кровати. Андуина прильнула к нему, и он испытывал безмятежное спокойствие.
Вдруг девушка замерла.
— Что с тобой? — спросил он.
— Кто-то в горах, — прошептала она. — В большой опасности. Я чувствую их страх.
— Их?
— Их двое. Мужчина и женщина. Путь им перекрыт. Ты должен пойти к ним, Кормак, иначе они погибнут.
Он сел на кровати и вздрогнул. Тут, в теплой комнате, было страшно подумать об ужасах вьюги.
— Где они? — спросил юноша.
— За соснами по ту сторону перевала. Они на отроге, что спускается к морю.
— Но мы им ничем не обязаны, — сказал он, уже предвидя, что любые доводы окажутся бесполезными. — И я сам могу погибнуть там.
— Ты сильный, и ты знаешь горы. Прошу тебя, помоги им!
Он встал с кровати, надел толстую шерстяную рубаху, кожаные гетры, куртку из овчины и войлочные сапоги. Капюшон куртки он туго завязал под подбородком.
— Тяжкая плата за твою любовь, госпожа, — улыбаясь, сказал он.
— Не давай огню погаснуть. Я попробую вернуться перед зарей.
Кормак взглянул на свой меч> лежащий у очага. Пожалуй, не стоит брать оружие с собой — лишняя тяжесть. Он засунул за пояс длинный охотничий нож и вышел в снежные вихри.
Все три месяца, прошедшие с тех пор, как Кулейн их покинул, Кормак продолжал упражняться: удлинял пробежки, работал топором и пилой, чтобы нарастить мышцы; приготовил на зиму поленницу высотой в шесть локтей и во всю длину северной стены хижины, так что она еще и утепляла комнату. Худощавый, но мощный торс, широкие плечи, узкие бедра — такой теперь была его фигура. Он легким шагом направился вверх по склону, проверяя снег у себя под ногами длинной, окованной железом палкой. Более прямые тропы, ведущие на север, были погребены под сугробами, и Кормаку пришлось подниматься к соснам кружным путем, сделав крюк к югу через заросли, замерзшие заводи и озерки.
Вьюга бушевала вовсю, и он уже ничего не различал на расстоянии вытянутой руки, как вдруг из глубины его сознания до него донесся голос Андуины:
— Чуть дальше налево маленькая пещера. Они там.
Он уже давно привык к ее дару. С той поры, как он отдал ей — пусть на минуту — свое зрение, таинственные силы, которыми она владела, умножились. Ей начали сниться яркие дивных цветов сны, и он часто давал ей свои глаза, чтобы она могла увидеть какое-нибудь новое чудо — летящих лебедей, бегущего оленя, волка-охотника, клубы грозовых туч.
Пройдя еще несколько шагов, он нашел пещеру и увидел у задней ее стены мужчину, который согнулся в три погибели, и девушку, стоявшую на коленях возле него. Мужчина заметил его первым, сделал указательный жест, и девушка обернулась, замахиваясь ножом.
— Убери нож, — резко сказал Кормак, входя внутрь и оглядывая незнакомца. Он сидел, привалившись спиной к камню, вытянув перед собой правую ногу. Сапог был согнут под неестественным, невозможным углом. Кормак огляделся: убежище их никуда не годилось.
— Надо уходить, — сказал он.
— Я не могу идти, — ответил мужчина, еле ворочая языком. Его темная борода обледенела, кожа была в белых и голубоватых пятнах.
Нагнувшись, Кормак ухватил мужчину за руку, поднял и взвалил себе на плечи.
Крякнув под его весом, юноша медленно повернулся.
Ноша была почти непосильной, мышцы шеи немели от веса покалеченного незнакомца. Однако вьюга почти улеглась и стало чуть теплее. Через час Кормак покрылся испариной, и в нем пробудился страх. Он чувствовал, как влага превращается в лед, как его начинает сковывать тяжелый губительный сон. Глубоко вздохнув, он окликнул девушку:
— Иди рядом со мной, — а когда она поравнялась с ним, добавил:
— А теперь говори, откуда вы.
— Мы были в Пинната-Кастре, но нам пришлось уйти. Отец упал, сломал ногу. Мы… мы…
— Говори, говори! Как тебя зовут?
— Рианнон.
Кормак добрался до хижины при первых лучах зари. Он положил свою ношу на кровать, которая жалобно заскрипела. Девушку устроили у очага.
Подойдя к кровати, Андуина откинула одеяла с поврежденной ноги, распухшей и совсем лиловой ниже колена. Она попросила Кормака вернуть ногу больного в правильное положение. Мужчина застонал, но не проснулся. Кормак продолжал держать ногу, а Андуина прижала ладони по сторонам перелома. Ее лицо стало сосредоточенным. Несколько минут спустя она задрожала, ее голова поникла. Кормак выпустил ногу, подвинулся к Андуине и помог ей встать.