Журнал «Если», 2009 № 03

Лукьяненко Сергей Васильевич

— Не буду больше мешать тебе, — сказал я, направляясь обратно в кабинет. — Продолжай свою работу.

— Да, преподобный Моррис, — ответил Джексон.

Но тут одна мысль пришла мне в голову.

— Одну минуточку, Джексон.

— Да, сэр?

— Ты слушал мою проповедь?

— Да, преподобный Моррис. Мне не требуется дополнительных усилителей звука.

— Это точно, — согласился я и спросил: — Ну, и что ты думаешь о ней?

— Вопроса не понял.

— Тогда позволь объяснить, — откликнулся я. — Каждое воскресное утро я читаю проповедь своим прихожанам.

Моя назидательная речь должна не только приносить им душевный покой, хотя, возможно, это понятие выходит за рамки твоего понимания, но она также призвана наставлять их.

— Что значит «наставлять»?

— Учить, как вести добродетельную и духовно богатую жизнь, — объяснил я. — Проблема лишь в том, что иногда я слишком углубляюсь в тему и потому не вижу никаких логических изъянов или противоречий, которые закрадываются в текст. — Я улыбнулся, не знаю зачем, ведь улыбка ничего не значит для робота. — Мне бы хотелось, чтобы ты слушал мои проповеди, не по воскресеньям, конечно, а когда я репетирую на неделе, и указывал мне на логические несоответствия. Справишься?

— Да, преподобный Моррис. Справлюсь.

— Хорошо, — похвалил я. — На самом деле, думаю, можно прямо сейчас и начать. Ты ее помнишь или мне прочитать еще раз?

— Я могу повторить ее слово в слово, преподобный Моррис, — сказал Джексон. — Я также могу точно передать все ваши интонации, если это необходимо.

— Не нужно ее повторять, — покачал головой я. — Просто вспомни, встречаются ли там какие-то логические ошибки.

— Да, сэр, — ответил Джексон. — Вы упомянули, что некий человек по имени Иона был съеден огромной рыбой, но выжил. Это логическая ошибка.

— Она лишь кажется таковой, — кивнул я. — Не будь Господа нашего, это действительно была бы ошибка.

— Не понимаю, преподобный Моррис.

— Бог всемогущ, — объяснил я. — Нет для Него ничего невозможного. Он способен излечить больного, воскресить мертвого, разделить Красное море, дабы помочь исходу из Египта детей Израилевых, может и вынести Иону из чрева кита.

— Разве желудочная кислота не разрушит плоть Ионы и не растворит его внутренние органы?

— Только если не вмешается Господь, — сказал я. — А тут был Божий промысел.

— Вмешивается ли Господь каждый раз, когда человек съеден большой рыбой? — спросил Джексон.

— Нет.

Джексон немного помолчал и спросил:

— Что определяет, какой человек будет спасен Богом?

— Мне это неведомо, — признался я. — Ни один человек не может знать, как работает мысль Господа. Пути Господни неисповедимы. Мы лишь знаем, что Он благоволит благочестивым и высоконравственным людям, хотя, если поглядеть на современный мир, в это иногда бывает трудно поверить.

— Я должен больше узнать о Боге, поскольку мне придется определять качество проповедей по существу и правильно их оценивать, преподобный Моррис, — сказал Джексон.

— Ты можешь читать?

— Я могу читать и говорить более чем на тридцати основных языках и двухстах диалектах, сэр.

— Тогда сегодня вечером, когда я уйду, возьми одну из библий из ризницы и прочти ее.

— Это даст мне полную информацию о Боге? — спросил Джексон.

Я снова улыбнулся и покачал головой:

— Нет, Джексон, это даст тебе информацию лишь о человеческом ограниченном понимании Господа. Если бы мы знали всё, что знает Бог, мы сами стали бы богами, а Господь только один.

— Почему один?

— Просто прочти Библию, — ответил я.

— Я сделаю, как вы сказали, преподобный Моррис.

— Хорошо, — отозвался я, собирая исписанные листы. — Я иду в кабинет. Принеси мне, пожалуйста, чаю примерно через час.

— Да, преподобный Моррис.

На протяжении следующих трех месяцев предварительное обсуждение проповедей стало нашим обычным делом. Ранним утром в будний день пару раз в неделю я стоял на кафедре и читал вслух проповедь, а Джексон слушал. Потом он указывал на несоответствия и противоречия. Некоторые были результатом его ограниченного понимания сущности Бога и религии (с каждой проповедью таковых было все меньше и меньше), а оставшиеся действительно оказывались грубыми ошибками, которые я, конечно же, исправлял, чтобы не попасть в неловкое положение в воскресенье.

Единственное, что удивляло меня, это полное отсутствие у Джексона вопросов по Библии. Несомненно, он прочитал ее и, случалось, ссылался на определенный отрывок, когда указывал мне на ошибку в проповеди, но — никогда никаких споров или вопросов. Я предположил, что Книга оказалась за гранью его понимания. Несмотря ни на что, он всего лишь робот, созданный для уборки помещения и содержания в порядке храма и подворья.

Обычно, когда кто-нибудь заходил помолиться, Джексон покидал основной зал, но однажды я заметил, что он внимательно наблюдает за миссис Мэтьюз, преклонившей колени. Когда женщина ушла, робот встал в дверях моего кабинета и ждал, пока я не заметил его.

— Да, Джексон, — сказал я. — Что такое?

— У меня есть вопрос, преподобный Моррис, — обратился он.

— Спрашивай, и я постараюсь в полной мере удовлетворить твое любопытство.

— Я видел, как миссис Мэтьюз стояла на коленях у алтаря. Я видел и других людей, стоявших там на коленях, но она плакала, и я решил, что она получила травму. Я предложил помочь ей подняться или вызвать медицинского работника, но она ответила, что физической боли нет, а коленопреклонение при молитве — есть обычай в случае серьезного общения с Богом.

— Так и есть, Джексон, — ответил я. — Мы преклоняем колена, чтобы показать наше уважение Ему. А плакала она потому, что очень тревожится за своих сыновей, которые сейчас служат в вооруженных силах. — Робот стоял молча и недвижно. — Что-нибудь еще?

— Нет, преподобный Моррис.

— Тогда, возможно, ты вернешься к своим обязанностям?

— Да, преподобный Моррис.

Он ушел, а я продолжил расчет церковного бюджета на следующий месяц. Поразительно, что люди даже не подозревают о таких расходах, как счета за чистку облачения хористов или постоянный ремонт асфальта на стоянке возле церкви, а в этом месяце даже пришлось оплатить замену треснувшего цветного стекла в витраже… Наконец я закончил и отложил гроссбух.