Журнал Наш Современник №7 (2004)

Журнал Наш Современник

Время было такое. Общественное мнение, очеркистика пробили поста­нов­ление ЦК партии и Совмина СССР “О дальнейшем подъеме Нечерноземья”, благодаря которому началось финансирование химизации, мелиорации, строительства, ремонта и прокладки дорог. Пробудившаяся совесть дикто­вала: надо платить долги деревне, обновлять ее, решать острые, насущные социальные проблемы. И, конечно, главный очеркист страны Иван Васильев вел откровенный разговор о том, туда ли идут деньги, как распоряжаются ими председательский корпус и соответствующие главки, министерства. Иные ведь зарывали денежки в землю, заботясь об освоении средств, а не о толковой мелиорации или строительстве.

А кто как

не сами председатели колхозов, бригадиры, механизаторы знают обо всем. Иван Афанасьевич ездит по хозяйствам. Особенно часто бывает у председателя колхоза им. В. И. Ленина Михаила Ефимовича Голубева. “Я часто приезжаю к нему, — признавался Васильев. — Живу и день, и два, и три — набираюсь ума. Он из тех, кого мы привыкли называть думающими”.

Редакция журнала “Наш современник” в 1985 году выдвинула Ивана Васильева на Государственную премию СССР. Вроде — кандидатура беспроигрышная. Почта была забита письмами в поддержку очеркиста. Случилось неожиданное и приятное, о чем в дневнике Иван Афанасьевич написал так: “Насколько могу судить по скудной информации, получаемой от столичных братьев-газетчиков, я попал в поле зрения Генсека, и первым “звонком” было то, что мое имя было вычеркнуто из списка отобранных на присуждение Госпремии СССР, и вычеркнуто именно им, якобы сказавшим: “Для него это — мало, ему надо Ленинскую”. Так ли, нет ли, но моя фамилия перекочевала в список претендентов на Ленинскую, которую в мае 1986 года присудили и вручили”. Конечно, это придало сил и желания работать еще больше. Как свидетельствует Сергей Викулов, в 1987 году Васильев выступал в “Нашем современнике” пять раз. Разговор о перестройке захватил очеркиста, и он, стремясь обосновать ее необходимость, весь ее социальный и нравственный смысл, опубликовал раздумья о трех этапах перестройки: “Очищение”, “Обновление”, “Преодоление”.

Всесоюзная слава, пришедшая к Васильеву, не изменила ни его характер, ни манеру общения с людьми. Он был по-прежнему прост и естествен, хотя вроде повод для возвеличивания имелся. Он становится фигурой государст­венной. Его в Борках навещают министр сельского хозяйства СССР Мурахов­ский, президент ВАСХНИЛ Никонов. Генсек пригласил его на Всесоюзный съезд колхозников, чтоб почтил участием и выступил. Он, конечно, выступил. И прозвучали там слова о необходимости продвижения на село культуры. “Без помощи города духовное обнищание деревни не остановить”. Эта фраза стала программной для самого Ивана Васильева и многих, кого волновал духовный облик сельского жителя.

Он сам попытался изложить мотивы стремления к поднятию культуры: “Живя многие годы в деревне, я замечаю как бы духовное обеднение сельской жизни, снижение ее нематериальной наполненности. Свободное время­препровождение очень уж однообразно, малоинтересно, имеет отчетливо выраженный потребительский характер, когда человек является более зрителем, слушателем, нежели участником, сотворцом. Так проведенное время отдыха в лучшем случае прибавит осведомленности, но не затронет мира чувств. Душа не распахивается навстречу красивому и возвышенному, доброму и светлому, не вырывается она из плена узкого интереса, расчета, эгоистического стремления”.

Проблема досуга сельского жителя, обделенного культурой, помаленьку спивающегося оттого, что нечем занять себя в свободное время, волнует Ивана Васильева. И об этом он не только пишет в очерках. Он сам решает заняться просветительством, создать в Борках культурный центр.

Высокие гости предлагали финансировать строительство культурного центра, но Иван Афанасьевич отказался, сказав, что Ленинской премии и гонораров будет достаточно для осуществления задуманного. Жена, Фаина Михайловна,

горячо поддержала его, взяв на себя профессиональные биб­лио­текарские обязанности.

Хотелось ему расшевелить сельскую интеллигенцию, и не раз письменно и устно обращался он к ней с призывами. И призывы его находили отклик. Об этом тоже мы узнаём из его очерков.

Перестроечная эйфория достигла апогея, наверное, в 1988 году, когда объявлено было о созыве XIX Всесоюзной конференции КПСС. На нее было избрано и приглашено много деятелей культуры, писателей — весь легко­воспламеняющийся материал. Генсек Горбачев рассчитывал на их поддержку той перестройки, которая брезжила в его голове. Однако при всей громоглас­ности и вроде бы едином желании внести перемены в жизнь страны вскрылись на конференции противоречия, выразившиеся в неприятии скоропалительных перемен. Конференция напоминала пасеку в жаркую пору медосбора.

В бюллетенях XIX Всесоюзной конференции КПСС я нашел текст выступ­ления Ивана Васильева, в котором он с тревогой высказывал взгляд на перестройку как созидательное, а не разрушительное дело. “Как разбуженное сознание превратить в энергию действия”, чтобы не вылилось все в болтовню. “Ораторы много говорили о крикливых, шумливых перестройщиках-ниги­листах. Броскость этой “пены” говорит лишь о том, что сознание здоровой части народа созревает тише, степеннее, без крика, но зато основательнее”.

Вызвало тревогу у Ивана Васильева то, что руководство страны не беспокоили капитальные проблемы деревни, то, что обезлюдела она, и без усиленного внимания важнейшую отрасль — сельское хозяйство не поднять. И он оказался прав, потому что жизнь подтвердила несостоятельность многих перестроечных прогнозов. Захлебнулось фермерство, еще сильней пошел процесс сокращения числа людей в деревне, возникло множество других процессов, заведших в тупик сельское хозяйство. Скатывание по наклонной происходило под обманные лозунги о защите труженика, якобы созданного для единоличного ведения хозяйства. Колхозное движение осмеивалось. Иван Васильев разгадал демагогию, стремление погубить сельское хозяйство, прикрываемое словами о свободе и благе. “...Охаиваем и отвергаем чохом почти вековой (и даже многовековой!) опыт народа и государства. …Какие и чьи умы навязали обществу огульное отрицание его прожитой жизни, почему критику ошибок превратили в омерзительное самобичевание, сделав нас посмешищем в глазах мира? Из каких таких миров явились судьи-пришельцы?” — возмущался Иван Афанасьевич.

Он отводил душу в строительстве культурного центра в Борках, куда уже входили музей, библиотека, выставочный зал, дом экологии и домик для гостей-друзей. Причем по-прежнему все это создавалось на его лауреатские деньги и гонорары. Благородная учительская страсть сеять разумное, доброе, вечное толкала его на просветительство. Пустовавшее здание молокозавода директор совхоза Виктор Никитич Купцов позволил взять под музей. Нарастив его на один этаж, сумел Иван Афанасьевич разместить там и библиотеку. На самом почетном месте поместила Фаина Михайловна книги писателей-фронтовиков, и прежде всего тех, кто участвовал в сражении за Ржев — одном из самых кровопролитных.

Иван Афанасьевич отыскал в архивах фронтовые газеты, установил фамилии поэтов-фронтовиков. Оставшимся в живых отправил письма с просьбой выслать книги и фотографии, ну и, конечно, приехать в очередной День Победы к нему в Борки. Постоянно звал к себе в гости Васильев нашего ответственного секретаря Кировской областной писательской организации Овидия Михайловича Любовикова. 17-летним школьником ушел добровольцем на фронт Любовиков. В качестве заявления в военкомат были его стихи: