Журнал "Полдень XXI век" 2005 №1
Шрифт:
— Ладно, — сказал он так, что стало понятно: ему просто не хотелось спорить.
— Тут написано, что вы обладаете неким даром…
— Не знаю я, что они там понаписали! — резко прервал меня Галка. — Я такого никогда не утверждал.
— Хорошо, скажем так — талантом.
— Дар… — пробормотал Галка презрительно. — Никогда я не произносил такого слова.
— Талант? — повторил я.
— Вы еще скажите — гениальность. Просто — способность. Можно даже сказать — чувство. Как есть чувство осязания и слуха, так и здесь…
— А как это называется?
— Называйте как хотите. Можно и так. Хотя от этого слова веет шарлатанством. — В его голосе все больше слышались нотки самоуверенности.
— От ваших утверждений тоже веет шарлатанством, — заметил я.
— Я же говорил, что вы не поверите! — снова повысил голос Галка, и даже огромные уши его покраснели.
— Вы же понимаете, что звучит это, мягко говоря, фантастично.
— Конечно, — пожал он плечами.
— Но ведь это легко проверить экспериментальным путем. О чем я сейчас думаю?
— Вы думаете: почему он врет? — усмехнулся Галка.
— Я не думаю, что вы врете, — сказал я и сам же усомнился в своих словах.
— Как вам будет угодно, — совсем высокомерно сказал Галка.
— Скажите, Киприан, а каков, что называется, радиус действия?
— Точно не знаю. Пара километров.
— Хорошо, если вы обладаете этим даром… этой способностью, почему же вы решились на такой крайний шаг?
Он снова поднял голову. Я увидел его черные глаза, они щурились, словно от солнца. Он смотрел прямо на меня, не отрывая взгляд.
— Неужели вы не понимаете? — спросил он с болью.
— Признаться, не очень. С такой способностью можно стать… не знаю, властелином мира.
— Почему же вы не стали властелином мира, с вашей способностью видеть и слышать?
— Не очень корректный пример, Киприан. Ведь видеть и слышать могут многие. А вот читать мысли…
— Согласен. Но я не понимаю, как бы я мог использовать свою способность. Стать шпионом? Но вы считаете, что реакция спецслужб отличалась бы от реакции доктора из травматологии, который вызвал пятую бригаду?
Я подумал, что в этом он прав.
— А вы знаете, каково это — всегда понимать мысли других людей? — продолжал Галка. — Представьте, что в ваше ухо встроен радиоприемник, и он всегда работает, днем и ночью. Даже когда вы спите, вы тоже слышите его, он мешает вам спать. Иногда это ясные голоса, иногда просто неразличимый гул, трески, помехи. А выключить его нельзя. Это можно терпеть неделю, месяц, год, но не пять лет. Пять лет — это предел. Проверено экспериментальным путем, — добавил он, натужно улыбаясь.
— Значит, вы решили таким образом выключить его? — спросил я, поймав себя на мысли: почему он врет?
Он снова опустил голову, а может, он так кивнул.
— А сейчас, находясь в больнице, вы слышите свой радиоприемник? — спросил я.
— Конечно, — ответил он тихо. — Но тут он словно приглушен. До ближайшего поселка далеко, докторов я вижу редко, а больные так накачаны таблетками, что просто издают легкий шум. И иногда просятся домой.
— А Фельдфебльер?
— Тут никакой телепатии не требуется, —
Точно, подумал я.
— Ну, что ж, спасибо за беседу, Киприан. Было очень приятно. Карл сидел в вестибюле, на диване для посетителей и читал газету.
Я сказал, что не вижу ничего уникального. Карл выглядел разочарованным. Неужели он, психиатр высшей категории…
Тут входная дверь открылась, и вошли три пары больных. Они несли большие кастрюли с едой. Ручки кастрюль были обернуты полотенцами. В вестибюле сразу стало тесно и шумно. Среди больных был и Жаботинский, совсем за это время ссутулившийся и исхудавший, но все такой же назойливый.
— Доктор Йохан, доктор Йохан, доктор Йохан, — затараторил он, чуть не намереваясь схватить меня за одежду, — приветствую, приветствую. Как дела, а? Как дела, доктор Йохан, доктор Йохан?
— Хорошо, Жаботинский, хорошо, — сказал я, поднимая руки перед грудью.
— Доктор Жан, доктор Жан, доктор Жан, — продолжал он, — когда будет комиссия, а? Проверка когда будет, доктор Жан?
В вестибюле появился Фельдфебльер, поигрывая ключами. Я поглядел на Карла, но он промолчал, стараясь придать лицу нейтральное выражение.
— Вам же указали привязать Жаботинского, — строго обратился я к санитару.
— А чего? — воскликнул санитар, глядя только на Карла. — Тру-до-те-ра-пи-я! — назидательно сказал он. — Так ведь, доктор Мингерц?
Карл словно стал ниже ростом и все еще молчал. Из коридора высунулся Галка и попросил разрешения пройти в палату. Карл отмахнулся. Санитар спокойно, не обращая на нас внимания, повел больных в отделение. Галка, снова сгорбившись и утеряв свое высокомерие, уныло побрел вслед за ними. Жаботинский затараторил, обращаясь к нему:
— Чебурашка, Чебурашка, Чебурашка, у нас сегодня борщ на обед, борщ, борщ, на обед борщ, Чебурашка.
— Заткнись, Жаба! — прикрикнул на него санитар, и Жаботинский действительно замолк.
— Почему ты не уволишь этого гада? — спросил я Карла достаточно громко, чтобы это можно было услышать в коридоре.
— А почему ты сам этого не сделал, Ян? — тихо спросил Карл.
Я покинул клинику. Случай Галки показался мне заурядным, и ничем помочь Карлу я не мог. Однако какое-то сомнение — уникум во мне зародил. Через месяц я решил узнать, как у него продвигаются дела, но связаться с Карлом никак не мог. Домашний телефон не отвечал, а в клинике неизменно говорили, что доктор Мингерц только сейчас вышел на минутку. Однажды трубку поднял сам Фельдфебльер. Я, как настоящий телепат, просто видел его гнусную ухмылку, когда он говорил, что доктора Мингерца только сейчас вызвали к главному. А потом он спросил, будто не узнал мой голос, кто это говорит. Я повесил трубку и смачно высказал зеркалу, что я думаю по поводу всех сотрудников 10-го отделения ТОКПБ и, в частности, по поводу ихнего младшего медперсонала. В конце концов, мне надоела эта глупая игра, я решил, что если Карл просил моей помощи, то я имею право узнать о судьбе пациента.