Журнал «Вокруг Света» №02 за 1970 год
Шрифт:
Туристы тех дней расстроенно опускали камеры и жаловались друг другу на невезучесть.
— Немного позже. Он умывается, мсье, — разводили руками гиды.
А там, за кулисами, реставраторы смешались с толпами святых и дьяволов. В многолюдной истории человека Теофила (он умер еще в 190 году нашей эры), продавшего якобы душу сатане и спасенного в конце концов Святой Девой (ей и посвящен собор), оказались непредусмотренные персонажи. Молодые парни в кепках и спецовках исправляли кладку по всем правилам готического искусства и крепили над каменными фигурами водяные шланги; тысячи статуй, и на каждую — по десять часов
Пал занавес. И все увидели собор белого камня. Белого и немного золотистого, теплого, как человеческое тело. По-другому прочлась тогда старинная запись монаха из Бургундии Рауля Глобера: «Скинув рубище, мир оделся в белые покровы соборов». А стандартные, бывшие веками в ходу метафоры о «мрачных стенах» средневековья оказались по меньшей мере неточными.
Знакомые всем старые стены готических соборов, до сих пор определяющие силуэт Западной Европы, обернулись загадкой.
Бывает такое детское желание: забраться в картину — ну, хотя бы в эту миниатюру Жана Фоке, — чтобы очутиться вдруг в синеющем вдалеке средневековом городе. Осколки строительного камня последним снегом лежат на траве, отчего кажется, будто весна. Если пойти по корявой булыжной дороге за громыхающими повозками, груженными камнем, то подойдешь к самой стройке.
Смотрите — в самом центре миниатюры седобородый Карл Великий расслабленным царственным жестом указывает на растущие стены. Красивыми складками спадает мантия короля, а свита в бархатных камзолах позади него, неподвижная и слитная, будто продолжение мантии, ее шлейф.
Зато каменщики, хотя ни одежды их, ни позы красотой не блещут, — каждый нарисован отдельно.
— Простите, мессир, то, что вы строите, — это будет ранняя или зрелая готика, «лучистая» или «пламенеющая»? — могли бы спросить мы у мастера наподобие незнакомца из притчи.
Ответа бы не дождались. Четкие деления по направлениям и стилям, поучительные объяснения, что следует за чем и почему, — все это приходит много позднее, и зачастую как подгонка под теорию комментатора. «Готика»? Это слово было неведомо тем людям, чьи времена мы уверенно зовем готическими. Зовем, не подозревая, что в определении этом первоначально слышалась неприязнь и осуждение. Нет, с готами — «полудикими разбойными племенами» — готика не имеет ничего общего. Но для законодателей вкусов высокого итальянского Возрождения сооружения раннего средневековья рисовались нелепицей, безвкусной и грубой — «готической» («варварской») выдумкой.
Самым вероятным ответом каменщика на наш вопрос, пойми он, в чем дело, было бы:
— Собор будет красивый и большой. Больше и красивее прежнего.
Город под крышей
Размеры кафедрального собора — вот что являлось предметом престижа и соперничества городов. Великие храмы греков уступают по величине даже средним сооружениям средневековья. Парфенон в принципе можно разместить под соборными сводами, как экспонат в выставочном зале. И это не случайно.
Собор готических времен полагался домом не только господа, но и верующих. Собор в Амьене покрывает семь тысяч квадратных метров площади и был способен укрыть при надобности за стенами все население города.
Возводить такие сооружения стало возможным после изобретения стрельчатой арки, каменных нервюрных сводов. Опробованное на строительстве английского собора в Дергеме (XI век) нововведение очень скоро разнеслось по Западной Европе. Стена складывалась, как ствол дерева, — со множеством отходящих ветвей, одна арка опиралась на другую, вторая на третью, свод становился на плечи своду. Промежуточные опоры, тяжелые перекрытия, ограничивающие объем построек, более не требовались; могучие контрфорсы выносились теперь наружу зданий.
В колоссальных соборных залах звук мог гулять, не встречая препятствий. Слабый, старческий голосок епископа гудел под зонтичными сводами, как глас божий. Детский хор пел тысячью ангелов, а мощное дыхание органа поражало воображение богомольцев, заставляло дрожать толстенные плиты.
Но не только техническому достижению обязаны мы появлением этой архитектуры. И уж не только нужды католической церкви вызвали ее к жизни. Ее породило то трудно определяемое настроение, тот самый «дух времени», под действием которого человечество — как живое существо — то дремлет, то ужасается собственной тени, то тянется ввысь. «Та же летопись мира», — писал об архитектуре Герцен.
Страницы готики — свидетельства пробуждающейся веры в логику и силу ума. Человек увидел свои возможности, он упивался ими в молодом азарте, совмещая одновременно и свежую энергию и трезвый рационализм.
Отчаянное желание каждого города иметь у себя самый-самый собор вызывалось и неутолимым тщеславием и практической потребностью. Собор был не только и не столько церковным, сколько светским центром. В нем заседали отцы города, устраивали представления, заключали торговые сделки. Витражи с изображением строителей или камнерезов историки относят к типичной наглядной энциклопедии. Дошедшие до нас предписания тех лет: «Не толпиться в залах Дома» — дают основание думать, что церковные залы временами походили на дискуссионный клуб.
Появлялась формация энергичных предков буржуа, уже предчувствовавших, что настает их время. Соображения престижа оправдывали любые затраты, коль скоро речь шла о своем соборе.
Вот короткая запись больших гонок средневековых небоскребов:
Шпиль парижского собора Нотр-Дам, заложенного в 1163 году, вознесся на 35 метров.
В 1194 году Шартрский собор обошел его: 36,45 метра.
1212 год, Реймс — 39 метров.
Амьен, 1221 год, сильный рывок — 42 метра!
Но прошло четыре года, и Бове затмевает все рекорды — 49 метров!
Деньги, камень и святое прощение
Можно бесконечно поражаться возведенным громадам, сравнивать их со скалами, уходящими в облака, однако время спуститься с облаков на грешную землю: сегодня ведь люди тоже строят и знают, что это такое. К примеру, такие вопросы: как и из чего строить, на какие, наконец, средства? — современные строители вряд ли обойдут вниманием. Тут стоит припомнить реакцию поэта Поля
Валери на комментарии гида во время осмотра средневекового крепостного городка Каркассон. Валери не проронил ни слова, пока гид обрушивал на него шквал эпитетов и сравнений по адресу фантастических строений вокруг.