Журнал «Вокруг Света» №02 за 1980 год
Шрифт:
За долгие века своего существования это искусство пережило много взлетов и падений. Приходили и уходили завоеватели, разрушались города, угонялись в рабство лучшие мастера, сменялись религии. И все-таки поколения таджикских ганчкоров сумели сберечь секреты своего ремесла, донести их до наших дней. Резьба по ганчу то умирала, то возрождалась.
Усто Салим Валиев, родившийся в 1910 году, прошел школу старых мастеров. В те годы учеба будущего ганчкора начиналась лет с семи и продолжалась десять-двенадцать лет, иногда больше. Днем ученики выполняли на постройках поручения своего учителя, сначала самые простые: затачивали инструменты, приготовляли растворы; с годами задания усложнялись. По вечерам усто учил их грамоте, в первую очередь математике, вернее, прикладной геометрии, необходимой при составлении плана здания, учил построению орнаментов, сводов и так называемых сталактитовых систем.
Когда мастер считал ученика вполне подготовленным, он давал ему задание, которое тот должен был выполнить самостоятельно, — чаще всего это была постройка жилого дома. От того, как будет выполнено задание, зависело, получит ли молодой мастер право называться «усто» и проводить самостоятельные работы.
...Усто Салим поднимает с земли массивную плитку из ганча, на которой выпукло выступает замысловатый узор. Не глядя берет из разложенного рядком инструмента необходимую стамеску и начинает мягкими округлыми движениями срезать потеки и шероховатости с ганчевой формы.
Малик рассказывает:
— В последнее время отец получает заказы на оформление административных зданий. При такой работе надо изготовить много ганчевых досок с повторяющимся узором. Для этого рисунок сначала вырезают на плоском куске резины. По этой форме отливается вторая — уже из ганча. Вот когда отец кончит с ней работать, с этой формы отольют окончательный слепок.
— А орнамент, кто его придумал?
— Вот этот, например, — Малик берет в руки одну из резиновых форм, — называется лола-мадохиль, то есть тюльпан. Посмотрите, в его переплетениях угадывается форма цветка. Это традиционный орнамент, известный мастерам уже многие сотни лет. Но отец знаменит и тем, что сам создает узоры...
Действительно, усто Салима хорошо знают в округе. Его приглашают и в соседние области, и в Узбекистан, и в Киргизию. По всему району в кишлаках стоят на домах его резные печные трубы из ганча. Знают не только усто Салима, а всю династию ганчкоров из Кушдевара — ведь у старика девять сыновей. Всех отец научил резьбе по ганчу, не говоря уже о том, что он подготовил около сорока учеников-резчиков.
Много зданий украсил старый мастер и в Исфаре. Но самая интересная работа, о которой он вспоминает с удовольствием, была в чайхане «Ором».
Каждый из окрестных колхозов имеет в городе свою чайхану. Их террасы нависают над глубоким руслом реки Исфаринки, по которому зимой течет ручеек, а летом, когда в горах тают снега, несется быстрый, в белой пене ледяной поток. Чайханы соперничают друг с другом рецептами заварки чая и обходительностью чайханщиков. Но ни одна не может поспорить своим внутренним убранством с чайханой «Ором». Она стоит в самом центре города, в окружении базара, автовокзала и всех крупных магазинов, но тем не менее оправдывает свое название, означающее в переводе «тихий». Это действительно спокойный уголок, а глядя на ее веселого чойхоначи, хлопочущего у пятиведерных медных самоваров, невольно вспомнишь есенинские строки: «Сам чайханщик с круглыми плечами...»
Человек, впервые пришедший в чайхану «Ором», как бы ему ни хотелось поскорее усесться на удобный, покрытый ковром топчан, как бы ни мучила его жажда, обязательно остановится, едва переступив порог. Он будет долго стоять, закинув голову, и разглядывать ярко расписанный потолок, тонкий узор ганчевой резьбы по голубым стенам. И даже когда он наконец усядется с пиалой в руке, все равно будет сидеть, задрав вверх подбородок, и нараспев читать вплетенные в узор строки великих поэтов Востока: Саади, Джами, Рудаки, Фирдоуси, строки, говорящие о дружбе, нетленности бытия, о любви. А если гость захочет узнать, кто сотворил эту красоту, то веселый чойхоначи с гордостью скажет:
— Потолок расписывали Мукаддасов Бек с дочкой и еще семь мастеров, а резьбу по ганчу делал Салим Валиев с сыновьями — усто из Исфары.
Николай Баратов Фото автора
Кушдевар — Исфара
«Он был манчего и храбрый кабальеро»
Самая громкая слава Ла-Манчи — ее бессмертный Дон-Кихот. Здесь, в этой печальной стране, родился и умер рыцарь печального образа со своим знаменитым конюшим, и народ до сих пор показывает места их подвигав... Простой народ даже верит действительному существованию Дон-Кихота! «Слыхали вы о Дон-Кихоте?» — спросил я в одной деревне у мужика. — «Да, senor, он был манчего (Манчего — житель Ла-Манчи (или Ламанчи), провинции Испании.) и очень храбрый caballero». — «Давно ли он жил?» — «Давно: больше тысячи лет». Хозяин одной венты, где мы останавливались пить воду, с гордостью сказал мне, что в его венте останавливался и ночевал Дон-Кихот».
Эти слова встретились мне в книге известного русского литератора В. П. Боткина «Письма об Испании», что вышла в серии «Литературные памятники».
Боткин путешествовал по Испании в 1845 году, то есть спустя два с половиной столетия после того, как было написано одно из самых выдающихся произведений мировой литературы.
Но вот что интересно. Уверенность в историчности Дон-Кихота подкрепляется некоторыми литературоведческими исследованиями наших дней. Как-то, листая официальный вестник «Эспанья культураль», издаваемый испанским правительством для иностранных дипломатов и журналистов, я наткнулся на такое сообщение: «В одном из городов Ла-Манчи опознан дом, принадлежавший дворянину, который, по некоторым данным, вдохновил Сервантеса на создание образа Дон-Кихота». Далее указывалось, что речь идет о городе Алькасар-де-Сан-Хуая, и приводились подробности поисков, произведенных местным исследователем Анхелем Лихеро. Надо ли говорить, что при первой возможности я постарался увидеть своими глазами «дом Дон-Кихота».
По шоссе, стрелой убегающему на юг от Мадрида, сто пятьдесят километров — полтора часа пути. Позади остаются парки и фонтаны королевской резиденции Аранхузс, оливковые рощи Оканьи, пастбища Темблеке. Пейзаж постепенно принимает бурую окраску, оазисы зелени встречаются все реже. И вот по обе стороны дороги не видно ничего, кроме испепеленной солнцем, потрескавшейся земли.
Проехав городок Мадридехос, сворачиваем на боковую дорогу. Несколько минут спустя петляем по улицам, где когда-то расхаживал Рыцарь Печального Образа. Бели, конечно, утверждения Анхеля Лихеро подкреплены научными доказательствами и, следовательно, соответствуют истине.
Но как найти исследователя, познакомиться с его работами? Вообще-то этот вопрос должен был возникнуть еще в Мадриде. Теперь же надо было искать на месте. А это нелегко: мы приехали в Алькасар в выходной день, и все городские учреждения закрыты.
К счастью, один из нас вспомнил, что в этом городе у него есть знакомый — парикмахер Доминго Парра. Некоторое время тому назад он приезжал в Мадрид, чтобы оформить документы для туристской поездки в Советский Союз. «Помните Фигаро? — говорил он тогда. — Я тоже цирюльник, только не севильский, а алькасарский. И тоже знаю в своем городе всех, а все знают меня».