Журнал «Вокруг Света» №03 за 1967 год
Шрифт:
Между шпалами на тонких стебельках цветут маки. Поезд мчится над ними — маки прижались к земле. Промчится последний вагон — опять подняли головки.
Только лепестки, сорванные вихрем, медленно опускаются на рельсы.
Черная собака остановилась, понюхала лепесток и... не переводя духа, бросилась догонять поезд.
Эта черная собака — борзая Тазы, она бежит за поездом, не отставая.
Кто-то бросил в окно косточку, промасленная бумага мелькнула. На лету схватила и съела их Тазы.
Пассажиры выглядывают в окно, показывают
— Посмотрите, какая тощая собака!
Они не знают, что борзая Тазы с подтянутым животом, тонкими ногами десятки километров пробежит в пустыне за антилопой-сайгой и не устанет.
Среди желтых песков блеснуло Аральское море, синее, как перо зимородка.
На станции мальчишки продают связки копченых лещей. Окно открыли, сразу запахло рыбой.
В Аральске во дворах стоят верблюды. Над глиняными заборами одни головы верблюжьи видны и верхушки горбов. Верблюд смотрит сверху и жует жвачку. Если за глиняной стеной есть верблюжонок, верблюд может плюнуть, близко не подходи. На верблюдах здесь возят саксаул на дрова.
За Аральском рыбачий стан на берегу. Верблюды, тяжело ступая, тянут невод. Над костром вода в котле кипит. Скоро уха будет из сазанов морских, огромных. Одного сазана еле поднимешь, а в неводе их сотня, только верблюды могут столько вытянуть.
Когда уху поели, один рыбак рассказал, как он встретил тигра в тростниковых джунглях в дельте Аму-Дарьи:
— ...лодочка в берег ткнулась, смотрю, лежит на берегу и на меня глядит, не шевелится, только кончик хвоста играет. У меня от страха волосы шапку на голове подняли. Хотел шестом лодку оттолкнуть — боязно.
Так и остолбенел, не шевельнулся, пока лодку на быстрине не унесло. И сомов мне не надо — только скорее домой... С тех пор без ружья в тростники не хожу рыбачить!
А сомы в Аму-Дарье громадные. Рыбак его на спине тащит, а хвост у сома в пыли волочится. Такое чудище диких уток глотает.
На берегу под камнями скорпионы сидят, и еще в песке нашел я раковину окаменелую, блестит, синевой отливает. Раковине этой миллионы лет. Раньше, очень давно, на месте пустыни было море. Если поискать, зубы акул найдешь. Каждый зуб величиной с ладонь. Коричневый, острый и по краям зазубренный, как пила.
Вечером, над пустыней, на том месте, где солнце потухло, зажегся зеленый луч. Черный песчаный смерч закрутило столбом. Все ближе, ближе несется. Верблюды как увидели этот столб, сразу легли. А то налетит, закружит, поднимет и бросит на землю.
Всякое бывает в пустыне.
Дикий зверь
У Веры был бельчонок. Его звали Рыжик. Он бегал по комнате, лазил на абажур, обнюхивал тарелки на столе, карабкался по спине, садился на плечо и коготками разжимал у Веры кулак — искал орехи. Рыжик был ручной и послушный.
Но однажды на Новый год Вера повесила на елку игрушки, и орехи, и конфеты и только вышла из комнаты, хотела свечки принести, Рыжик прыгнул на елку, схватил один орех, спрятал его в галошу. Второй орех положил под подушку. Третий орех тут же разгрыз...
Вера вошла в комнату, а на елке ни одного ореха нет, одни бумажки серебряные валяются на полу.
Вера закричала на Рыжика:
— Ты что наделал, ты не дикий зверь, а домашний, ручной! Рыжик не бегал больше по столу, не катался на двери, не разжимал у Веры кулак. Он с утра до вечера запасался. Увидит кусок хлеба — схватит, увидит семечки — набьет полные щеки и все прячет.
Папа стал надевать пальто — в кармане яблоко и сухарь. Шапку надел — семечки посыпались на пол.
Рыжик и гостям в карманы положил семечки про запас. Никто не знал, зачем Рыжик делает запасы. А потом приехал папин знакомый из сибирской тайги и рассказал, что в тайге не уродились кедровые орешки, и птицы улетели за горные хребты, и белки собрались в несметные стаи и пошли за птицами, и даже голодные медведи не залегли на зиму в берлоги.
Вера посмотрела на Рыжика и сказала:
— Ты не ручной зверь, а дикий!
Только непонятно, как Рыжик узнал, что в тайге голод.
Жулька
Вокруг станции песок, и на песке растут сосны. Дорога здесь круто сворачивает на север, и паровоз всегда неожиданно вылетает из-за холмов.
Поезда ждут дежурные смазчики.
Но раньше всех выходит его встречать собака Жулька. Она сидит на песке и вслушивается. Вот рельсы начинают гудеть, потом постукивать. Жулька отбегает в сторону.
Дежурный смотрит на Жульку. Он покашливает и поправляет красную фуражку, и смазчики звякают крышками масленок.
Если поезд вдет с севера, Жулька прячется: в северных поездах люди едут в отпуск. Моряки с громким хохотом прыгают из вагонов и стараются затащить Жульку к себе. Жульке неудобно: она виляет хвостом, прижимает уши и тихонько рычит.
Жульке очень хочется есть. Вокруг жуют, и вкусно пахнет. Жулька беспокоится — паровоз уже загудел, а ей еще ничего не дали. Часто Жульку завозили так далеко, что домой она бежала целый день.
Она пробегала мимо домиков, где живут стрелочники. Они махали ей на прощанье флажками. Потом за ней погналась большая черная собака. В лесу девочка пасла козу и двух козлят. Козлята играли на рельсах и не слушались девочку. Ведь их может задавить, Жулька показала им зубы и зарычала, а глупая коза хотела боднуть ее.
Но самое страшное было перебежать через мост. Посредине стоял солдат с ружьем. Он охранял мост. Жулька подошла к солдату поближе и стала подлизываться: она поджала хвост и на брюхе подползла к нему. Солдат сердито топнул на нее ногой. И Жулька без оглядки побежала до своей станции.
«Нет, — подумала она, — больше никогда не буду подходить к поезду». Но скоро Жулька все это забыла и снова стала попрошайничать. Однажды ее завезли очень далеко, и обратно она не вернулась.
Геннадий Снегирев