Журнал «Вокруг Света» №03 за 1977 год
Шрифт:
Взгляд кинорежиссера остановился на великолепном моторном сейнере, гордо выделявшемся среди всякой плавучей мелочи. И капитан тоже понравился Асатиани — высокий, мрачный, в оранжевых шароварах, чалме, в шитых золотом туфлях с загнутыми вверх носами. Совершеннейший Синдбад-мореход из сказок Шехерезады.
Договорились о цене и, не теряя времени, вышли в море. Ночью Асатиани проснулся от странного шума. Это не походило на монотонные удары волн о корпус. Нет, сейнер, видимо, куда-то причалил. На палубе раздавались торопливые гортанные команды, гремели какие-то грузы, шлепали босые ноги.
Асатиани вскочил, бросился к двери каюты. Она была заперта снаружи. На крики никто не ответил.
Утром сейнер снова вышел в море. Дверь приоткрылась, и рука капитана, которую Асатиани запомнил по украшавшим ее четырем массивным перстням, просунула в каюту тарелку с едой.
— Что это значит? Немедленно откройте дверь!
— Спокойно, хозяин, спокойно, — раздался голос капитана, — еще день-другой, и мы займемся вашим делом.
— Я требую, чтобы меня выпустили из каюты.
— Боюсь, что вы будете вмешиваться в наши маленькие хлопоты. А мне бы не хотелось этого. Лучше подумайте, что вы желаете съесть и выпить за обедом. Клянусь, я угощу вас не хуже, чем в парижском ресторане. Вино выделю из собственных запасов.
Асатиани улегся на койку и закурил. Волны хлестали сильнее, чем прежде: наверное, усилился ветер. На полном ходу сейнер шел в неизвестном направлении.
Еще трижды он приставал к каким-то берегам. Снова шлепали по палубе босые ступни, громыхали ящики, злобно ругался капитан.
На четвертые сутки дверь каюты оказалась открытой. Капитан сидел на палубе в парусиновом шезлонге и созерцал горизонт в бинокль.
Увидев Асатиани,. капитан невинным голосом произнес;
— Вам повезло, хозяин. Час назад мы обнаружили флотилию сардинников. Хотите взглянуть? — и протянул кинорежиссеру бинокль.
В мареве расплывались контуры десятка юрких суденышек.
— Скоро мы их догоним, — продолжал марокканец. — Вы довольны?
Такой наглости нельзя было не удивиться.
— А что, если я расскажу о ваших контрабандных делишках в Танжере? — спросил Асатиани.
— Все мои матросы присягнут, что у вас был острый приступ морской болезни. Кроме того, для таможни необходимы улики, а на судне нет ни одного грамма предосудительного груза.
— Да, вы ловкач, ничего не скажешь, — вынужден был признать Асатиани.
— Это необходимо в моей профессии. А то пришлось бы мне ловить сардины вместе с этими беднягами. Однако успокойтесь, хозяин. Все, о чем мы договорились, будет исполнено.
И контрабандист сдержал слово. Он показал чудеса морского искусства, лавируя между судами, которые снимал Асатиани.
Когда сейнер причалил в Танжере, Асатиани протянул капитану условленную плату — пятьдесят долларов.
— Нет, нет, совсем не надо, — капитан отодвинул деньги. — Вы расплатились своим пропуском. За эти четыре дня я заработал достаточно, полсотни, пожалуй, пригодятся и вам, — и мрачная разбойничья физиономия марокканца внезапно расплылась в улыбке.
Улыбающийся, в своей огромной чалме, золотых туфлях и уже не оранжевых, а ярко-вишневых шароварах, он еще больше походил на Синдбада-морехода из сказок Шехерезады.
Шестьсот метров отчаяния
Австралией Асатиани заинтересовался давно. Любопытно было все, что связано с пятым континентом. Но до поры до времени доходили до Георгия Ираклиевича только самые поверхностные сведения — картинки, открыточки да экзотические книжки про кенгуру и дикую собаку динго. И режиссер Асатиани задался целью показать на экране, что стало с коренным населением Австралии — аборигенами материка. Но когда киноэкспедиция собралась приступить к работе, оказалось, что аборигенов предпочитают не показывать иностранцам. А людям с киноаппаратом — особенно! Все просьбы Асатиани были бесплодны. Племена аборигенов съемкам не подлежали. Как быть?
Ему повезло. Случайно он столкнулся с человеком, который согласился быть его проводником и переводчиком. И ко всему прочему еще достал разрешение на поездку к аборигенам: помогли связи в министерстве, где он когда-то работал.
Чиновники, от которых зависела поездка, принялись на все лады отговаривать режиссера: «Вы к аборигенам? Ни в коем случае! Они могут напасть на вас! Вы заразитесь от них неизлечимыми болезнями! Вы просто заблудитесь. Племена кочуют, и их почти невозможно разыскать».
Как бы там ни было, но разрешение выписали по всем правилам, и наконец Асатиани получил допуск в небольшую резервацию, которую населяли около тысячи коренных австралийцев — совершенно опустившихся, больных и безразличных. Все, у кого были силы, ушли на крайний север и запад Австралии, в дикие, необжитые края, где вели борьбу за существование, ничем не отличающуюся от тяжкой жизни далеких предков.
Когда белые начали колонизировать Австралию, число аборигенов на материке превышало триста тысяч человек. Теперь их около сорока тысяч. Девятнадцатый век, а затем и двадцатый прошли по аборигенам смертоносной эпидемией.
Они не считаются полноправными гражданами страны. В крупных городах их почти нет, не считая тех немногих, что заняты на самой черной работе.
...В Дарвине Асатиани познакомился с профессиональным охотником Падди Тейлором. Вообще-то специальностью Тейлора были крокодилы, но для начала он предложил Асатиани поохотиться на буйволов.
Охота на буйвола — одна из самых опасных. Разъяренный зверь несется со скоростью поезда, и промазавший охотник может считать себя покойником.