Журнал «Вокруг Света» №03 за 1977 год
Шрифт:
Долго еще над мутной водой Амазонки слышны были частые дробные удары барабана. Так индейцы ягуа провожают гостей, если хотят, чтобы эти гости снова навестили их когда-нибудь.
Есть такое модное слово — «экзотика». И есть такое мнение — все редкое, удивительное, невиданное, экзотическое можно якобы подавать легко и поверхностно: читатель, зритель удивится, поахает — и дело сделано.
К экзотике можно было бы свести и те удивительнейшие вещи, что Асатиани удалось снять в Австралии, Южной Америке, Непале.
Но режиссер ищет совсем другое. Во всех, даже самых ранних лентах Асатиани сквозь внешнюю «диковинность» проступает острый, незатухающий интерес к социальному. Ведь недаром многие этапы его кинематографического пути прошли по переднему краю взрывных событий нашего мира: Алжир времен войны за освобождение, Западная Германия, франкистская Испания...
Кстати, и последняя картина Асатиани, сейчас еще только оживающая за монтажным столом, продолжает этот список. Это картина о Вьетнаме, ныне уже объединенном...
Все тот же старинный друг и спутник, уже изрядно послуживший Атлас мира, лежит на столе Георгия Асатиани. Как-то он подсчитал, что пускался в свои путешествия почти сто раз. Это тысячи и тысячи кадров — не тех маленьких кадриков, которых, как известно, в секунде «умещается» ровно двадцать четыре, а кадров-сцен, кадров-эпизодов. Каждый из них — результат долгого поиска и опыта. Можно было бы даже сблизить ленту путей Асатиани с лентами кинофильмов: и то и другое измеряется бесконечными километрами.
Когда-то поэт сказал о великом путешественнике Одиссее, что «он возвратился, пространством и временем полный». В зримом соединении этих двух измерений — смысл жизни Асатиани. Редко можно найти пустое место в кинозале на сеансах его фильмов. И это понятно. Ведь каждый фильм — встреча с путешественником, который привозит из странствий лучшие подарки: страны, где он побывал.
Евгений Рейн
Алан Маршалл. Красногривые кони
Когда над речными долинами стонет
Северный ветер, шурша в кустах,
Мчатся мои красногривые кони,
И на мир опускается страх.
Мари Питт. Поступь огня
Из-за гряды приземистых холмов всклубилось черное облако и медленно, медленно поползло к северу. Оно растекалось по небу, словно гигантский синяк, туманя горизонт предвестием беды. Оно не могло возникнуть без грохота, и, однако, было совершенно беззвучным; оно оповещало о яростных разрушениях, но в нем не ощущалось разрушительного неистовства.
В безветренном воздухе таилась напряженная тишина; несколько лесорубов, работавших на склоне горы Кемпбелл, чувствовали, что лес насторожился и замер.
— По-моему, надо возвращаться на лесопилку, — сказал Блю. — Гляньте, какой дымина.
Неподвижно свисали листья деревьев. Летний зной был насыщен запахом смолы. Молодая листва казалась вялой и пожухшей.
— Эй, Стив, — окликнул Блю лесоруба, окорявшего поваленное дерево чуть выше по склону. — За лесопилкой Баррета занимается здоровенный пожар.
— Далеко от лесопилки? — спросил сверху Стив. Оттуда, где он работал, не было видно гряды Сплиттерс и черного облака у ее западных отрогов.
— Мили за четыре, — крикнул Блю. — Возле Золотой горы.
— Тогда ничего страшного, — откликнулся Стив. — Огонь пойдет к востоку.
— А если подымется северный ветер?
— Ты прав. Сейчас приду! — крикнул Стив.
Люди, стоявшие возле трелевочного трактора, смотрели, как Стив спускается к ним, обходя поваленные деревья и груды сучьев. Тракторист Пэдди Дуайер спрыгнул на землю. Он жил вместе с женой и двумя детьми в собственном домике на территории лесопилки. Стив Джонсон снимал у них комнату и столовался.
— Это низовой пал, — сказал Пэдди. — Он сам себя задушит.
— Сейчас-то он низовой, — проговорил подошедший Стив, — да ведь северный ветер мигом раздует его до верхового.
— По-моему, сегодня ветра вообще не будет, — сказал Пэдди.— А там кто его знает».
Они смотрели на далекое, медленно клубящееся облако, которое то взбухало черно-синим куполом, то медленно опадало, выбрасывая вверх изломанные длинные языки.
— Не нравится мне этот дымище. — Стив повернул голову и глянул вниз — туда, где у реки притулилась Тандалукская лесопилка. — Давайте-ка спустимся и посмотрим, что к чему.
— А мне сдается, что пал не повернет к востоку, — сказал Пэдди. — Обойдет Барретаи двинется сюда. — Он глянул на Стива. — Ты не знаешь, наши парни уже вернулись со Сплиттерса?
— Я никого из них не видел,— ответил Стив. — Да беспокоиться-то нечего, они успеют оттуда убраться. Им ведь совсем недалеко до Тандалука.
Пэдди забрался в кабину трактора, завел мотор, и грохочущий вой раскатился по долине. Траки гусениц дернулись, подгребли под себя куски коры, и трактор рывком двинулся вперед. Он переполз через несколько поваленных деревьев, свернул на просеку и двинулся к реке, выбрасывая из вертикальной выхлопной трубы сизые колечки дыма. За ним шли лесорубы с топорами, пилами и металлическими клиньями в руках:
Пожар разгорался неторопливо, и медленно. Он занялся от удара молнии два дня назад и полз, до сих пор не замеченный, по долине.
Почва здесь была влажной, и временами тлеющий низовой огонь растекался отдельными узкими ручейками, пожирая прошлогоднюю листву и лежащие на земле сухие ветви эвкалиптов. Подползая к упавшим стволам акаций, он разрастался, и тогда искристые языки пламени сливались ненадолго в яркие озерца. Ветра не было, и клубы дыма вяло подымались вверх.
Утром на третий день огонь добрался до вырубки Баррета — его рабочие учинили здесь настоящее лесное побоище. Ветви деревьев, раздавленные и раскрошенные гусеницами тракторов, сплошь устилали землю. Тонкие стволы акаций и кизила были свалены огромными беспорядочными грудами. Из этих мертвых завалов там и тут торчали не срубленные, но ободранные и потом высушенные солнцем деревья. Среди древесного мусора пламенели желтые цветы, мгновенно вырастающие на брошенных вырубках. Падавшие под топором гигантские горные рябины крушили стволы акаций, превращая их в кучи бесформенных, растерзанных обломков. Потом стволы рябин распиливали и увозили. Теперь от них остались только глубокие канавы в мягкой, устланной корой и сухими листьями земле.