Журнал «Вокруг Света» №04 за 1983 год
Шрифт:
...На площади шумел многолюдный митинг. В кольце стягов и транспарантов ораторы призывали собравшихся поставить свои подписи под воззванием о запрещении ядерного оружия.
Слава Наланды
После очередного подъема автобус выбился из сил. Но, к великой радости нашего шофера Музаффара, мы как раз въезжали на шумную, заполненную яркой толпой улочку придорожного поселка. Был базарный день. Слева на больших медных весах взвешивали охапки хвороста. В безлесных районах дерево дорого, и на весы здесь отправляют каждый прутик. Справа тянулся ряд глубоких котлов, в которых кипело кокосовое масло.
— Акаш! — в таком виде мое имя
И вот бежит обратно, нагруженный пакетами с ярко-желтыми хрустящими сладостями «кхаджа». Он уговорил всех попробовать, приговаривая, что только здесь, в Силао, знают секрет их приготовления.
— В других местах кхаджа не кхаджа, — объяснил он, заботливо заворачивая сладкий подарок для жены и детей.
В каких-нибудь десяти километрах отсюда лежат руины древнего университета Наланда, имя которого славилось в VI—XI веках нашей эры. Индийские ученые открыли миру остатки грандиозных сооружений древнего вуза, в котором тысяч десять студентов изучали философию, логику, математику, грамматику санскрита, медицину.
...Каменные мостовые, бесчисленные лестницы и переходы, длинные коридоры, в которых гулко отдаются шаги. Замшелые зеленые стены учебных аудиторий и общежитий.
Здесь веками накапливалась мудрость, которую по всему свету несли воспитанники университета. По отрывочным упоминаниям древних хроник, этот громадный учебный и научный центр был одним из величайших не только в Индии, но и во всей Азии. В нем обучали студентов из многих стран Востока. Четырнадцать веков назад конкурс для поступления в Наланду был не меньше, чем сейчас в МГУ.
Ученые, преподаватели и студенты жили рядом с аудиториями. Сохранились фундаменты и стены общежитий. Они находятся теперь под охраной государства. Раскопки занимают здесь территорию в четырнадцать гектаров, но это только часть того, что некогда было древним «академгородком». Его нужды обслуживали почти сто окрестных деревень. Занятия начинались в пять утра и длились до темноты. Уникальные творения искусства из бронзы и камня подарила миру Наланда. С упадком буддизма в Индии захирела и Наланда. Очередной поворот колеса истории погрузил университет в восьмивековое забвение.
Фома Васильевич с особым интересом слушал о трудах древних исследователей в области естественных наук.
— А что? — улыбнулся он.— Колонна-то в Дели с каких пор стоит и не ржавеет!
Настоящие мастера
...Заднее колесо автобуса спустило метрах в двухстах от ярко освещенного придорожного автоцентра, состоявшего из бензоколонки, харчевни и маленькой ремонтной мастерской. Похоже, что хозяева этого форпоста автосервиса, чудом занесенного в такую даль от оживленного шоссе, знали какой-то секрет. Иначе как объяснить столь странное совпадение — прокол камеры и радостную встречу у дверей мастерской, где лица владельца и его подручных выражали чуть ли не упрек: «Что же вы так задержались?»
Автобус устало ткнулся радиатором в полоску света на темной дороге и затих. Залатать камеру обещали через полчаса. При мастерской работала небольшая кузница. Фома Васильевич заговорил с улыбчивым парнем, отбивавшим молотом раскаленную пластинку. Не знаю, как они объяснялись, но оживленный диалог, состоявший из жестикуляции и непрерывного «ачча... ачча...» — «да... хорошо», завершился тем, что Фома Васильевич взялся за молоток сам. Но неказистая полоска явно не желала слушаться того, через чьи руки прошел
— Вот это руки! — с уважением сказал Фома Васильевич.
Я заметил, что, когда он встречал человека с золотыми руками и хорошей головой («Голова что надо!»), мог быстро договориться с ним, даже не зная языка. Фома Васильевич уважительно пожал руку индийскому кузнецу.
Обратный путь пролегал через ночь. В деревнях нет электричества, и крестьяне рано укладываются спать. Яркий свет фар выхватывает из темноты глинобитные хижины, хозяева которых, спасаясь от духоты, спят у порога на «чарпаи» — плетеных кроватях с бамбуковыми ножками. В дверном проеме приземистого дома слабо мерцает свет. Согнувшись перед колеблющимся огоньком масляной коптилки, читает мальчик. Днем помогал родителям в поле, бегал за водой, искал корову, и только ночью появилось время для книги.
Скоротав остаток ночи в придорожной гостинице, мы рассчитывали к полудню вернуться в Бокаро. На выезде из маленького городка на перекрестке, там, где полагается стоять регулировщику, лежал белый пробковый полицейский шлем.
Полицейский участок располагался за углом. Снаружи, перед входом, за столом сидел бравый хавильдар — сержант дорожной полиции — в крагах и форменных шортах. Это и был хозяин белого шлема. Пока Музаффар улаживал дело о разрешении на проезд, я читал висевший на стене выбеленный солнцем и ветром указ. Толстая рисовая бумага его хранила следы недавнего дождя. Это было прошлогоднее решение правительства штата, запрещавшее ношение и использование охотничьих луков и стрел на территории Бихара. В этих местах живет много племен — санталов, мунда, ораонов, которые недавно стали приобщаться к современности. Правительство приравняло лук и стрелы к огнестрельному оружию, и теперь владение ими без лицензии незаконно. Для улучшения условий существования племен предусматривается выплата компенсации за землю, выделение крупных денежных средств для оплаты труда на полях и лесоразработках. На этих землях планируется массовая посадка фруктовых деревьев.
Со многими проблемами сталкивается сегодняшний Бихар. Стремительно развиваясь и шагая вперед, он старается при этом бережно сохранять лучшее из своего прошлого...
— Ну как? — встретил нас по возвращении мистер Джха.
— Много интересного даже после небольшой поездки, — отвечал Фома Васильевич.— А среди рабочих такие есть, чуть подучиться — и готовые мастера. Прирожденные металлисты!
В устах Фомы Васильевича — это самая высокая похвала.
Бокаро — Раджгир — Москва Аркадий Орлов
Шанс на выигрыш. Часть I
Я перешел улицу и уставился на знакомый фасад дома. Сколько лет подряд возвращался я из конторы сюда, к этому обшарпанному зданию на Мекленбургской площади, сколько долгих и пустых лет... Но сегодня все было как во сне. Наверное, еще не прошел шок от последних слов врача.
Интересно, что скажут на службе? А может, не стоит никому ничего сообщать? Я снова подумал о прожитых годах. Бесцельное и бессмысленное существование. Дом, нелюбимая работа, дом... И одиночество...