Журнал «Вокруг Света» №06 за 1990 год
Шрифт:
Приятно было увидеть на Новолазаревской своего старинного знакомого — вездеход «Пингвин», памятный еще по работе в горах Земли Королевы Мод. Давно списанная машина, загнанная озорным механиком на вершину холма, стала местной достопримечательностью, памятником, который даже изобразили на почтовом конверте.
Несколько лет назад здешний ледовый аэродром начал принимать тяжелые колесные самолеты, и Новолазаревская перестала быть глухой провинцией Антарктиды.
Гигантские, вмерзшие в припай айсберги, как грозные стражи на рейде аэрометеорологического центра Молодежная — нашей самой крупной антарктической станции, столицы, как ее иной раз называют. Зимовщиков тут около двухсот пятидесяти, а летом до четырехсот и более. Без должных природоохранных мер велась здесь до поры до времени работа, так же, впрочем, как и во многих других районах. Но шила в мешке не утаишь. Это мы лишь в первый раз проводим свою инспекцию, а многие другие страны делают это постоянно.
И вот на Молодежной серьезно занялись наведением порядка. Не всем понравилось с мусором возиться: столько лишних хлопот. Когда же прибыла на Молодежную группа английских телевизионщиков, наши ребята поняли — работали не зря, не придется краснеть. Но не только в этом дело. Не ради других, ради самих себя нужен порядок — понять эту прописную истину почему-то труднее всего.
Американские станции Мак-Мердо и Амундсен-Скотт и новозеландская Скотт — последние на нашем маршруте. Летим из Мирного на другой край Антарктиды, на Землю Виктории, через наш Восток. Полет особый: никогда еще колесная машина не садилась на снега центральной Антарктиды.
Зимовщики Востока денно и нощно укатывали полосу. На высоте три с половиной километра, при кислородной недостаточности и морозах под минус 60.
Конечно, эти трудности не пришлось бы преодолевать, имей наш Ан-74 комбинированное лыжно-колесное шасси, подобно тому, что используют американские «геркулесы». Но поскольку лыжной обувки у нашего самолета нет (а сколько об этом говорилось!), оставалось, как всегда, рисковать.
Посадка была нелегкой. На станции мы пробыли менее часа, летчики не отключали турбины, мороз был минус 48.
Еще более сложным оказался взлет. Переднее колесо зарывалось в снег, гасило скорость... В целом эксперимент удался, но проблема снабжения нашей внутриконтинентальной станции, связанная с отсутствием самолета на лыжах, остается.
На Мак-Мердо — основную станцию США, долетели удачно. Попрощались с экипажем АН-74, с командиром корабля опытным летчиком-испытателем Владимиром Лысенко. Их ждало возвращение на Молодежную и работа по доводке своей машины.
На следующий день, сразу после ночевки, наша инспекционная группа уже на американском «геркулесе» прибыла на станцию Амундсен-Скотт. Здесь, в точке, где сходятся меридианы, развевались флаги всех государств, изучающих Антарктиду. «Приветствуем вас на Южном полюсе»,— гласила надпись над темной пастью тоннеля, уводящего под своды гигантского сверкающего на солнце металлического купола...
Американские полярники обосновались здесь еще во время Международного геофизического года, то есть более тридцати лет назад, примерно в то же время, что и мы на Востоке. Конечно, работа на внутриматериковой антарктической станции — непростое дело, забот и проблем хватает. С большей частью из них американцы успешно справляются благодаря мощным транспортным самолетам — пузатым, с дельфиньим носом «геркулесам». В летнее время налажено устойчивое снабжение станции всем необходимым. А о ее научных лабораториях без восхищения не вспомнишь — они оснащены самой современной аппаратурой и компьютерами.
В последние годы на станции Амундсен-Скотт отбоя нет от туристов. А ведь она расположена на высоте 2800 метров, и в Антарктиде эта высота куда чувствительнее, чем, скажем, на Кавказе. Естественно, что люди стремятся побывать на полюсе, каждый по-своему открывает для себя планету. Однако руководители наших полярных экспедиций и думать пока не хотят, чтобы показать Антарктиду своим соотечественникам.
Летом станция на Южном полюсе плотно заселена. Тут наряду с мужчинами трудится немало женщин. На американских станциях это обычное дело. Да и не только на американских. Женщины-специалисты успешно работают на станциях Новой Зеландии, Австралии, Аргентины, Чили, Польши. Только для нас это остается неразрешимой проблемой. Правда, появление женской лыжной экспедиции «Метелица» внесло смятение в умы тех, кто считал Антарктиду исконно мужским континентом...
Почти весь поселок Амундсен-Скотт разместился под сводами огромного купола, собранного из специальных металлических конструкций: три двухэтажных дома и еще несколько строений, похожих на контейнеры. Под куполом царит синий полумрак. Купол защищает от ветров и снегопадов, да, видимо, и от лишних доз космической радиации: все-таки озонные дыры в небе.
Входим в один из домов. В комнате для отдыха — уютные мягкие кресла, телевизор с видеомагнитофоном, вдоль стен полки с книгами. Есть среди них и работы советских исследователей, а кое-кто из членов нашей инспекции обнаруживает и собственные сочинения. Приятно, конечно, тем более если осознаешь вдруг, где находишься: в уникальной точке земного шара, через которую проходит ось вращения Земли.
Наша инспекция убедилась: природу в Антарктиде нужно и можно охранять, и делать это, в частности, на наших полярных станциях надо срочно, не ограничиваясь полумерами. Время идет, и сама жизнь втягивает Антарктиду в сферу общечеловеческих забот.
Владимир Бардин Фото автора
Полет «шмеля»
Никому не нужно доказывать, что колибри — самые маленькие среди птиц. Обитают они в Новом Свете, расселившись от Аляски до мыса Горн. Залетают, бывает, и к нам на Чукотку. Встречали их даже на острове Ратманова. Многие виды колибри облюбовали себе острова Карибского моря. Но, пожалуй, только специалисты знают, что самый-самый маленький колибри — колибри-шмель — живет на Кубе.
Приехать на Кубу в командировку и не увидеть знаменитую кроху просто непростительно. Побывал я во многих районах острова, но колибри-шмеля не находил. Временами мне казалось, что «шмель» настолько мал, что его всерьез за птицу никто и не принимает или просто не замечает. К тому же от некоторых кубинцев можно было услышать не слишком лестное определение «пахаро моска» — «птичка-муха». Однако местные орнитологи успокаивали: мол, есть у нас эти птички.
В середине мая мы поехали на самую западную оконечность Кубы — к мысу Сан-Антонио. Сухой пальмовый лес узкой полосой окаймляет там берег океана, а внутренние территории покрыты густыми непроходимыми кустарниками с жесткими ветками и листьями. Повсюду на поверхность выходят известняки, образующие сплошные острые каменные щетки.
Они живописно смотрятся, но никакая обувь не выдерживает ходьбы по ним и разваливается через неделю. Недаром выходы изъеденных эрозией известняков на Кубе называют «диентес де перро» — «собачьими зубами».
На мыс со мной отправились известный кубинский орнитолог Орландо Гарридо и... его превосходительство посол Канады в Республике Куба с супругой. Как оказалось, они тоже мечтали увидеть колибри-шмеля и осаждали Гарридо просьбами помочь им в этом. Мы провели на Сан-Антонио несколько дней. Три дня посол и его жена прожили в заброшенной хижине. С утра до вечера лазали вместе с нами по «диентес де перро», не жалея ни себя, ни свои прекрасные кроссовки, а потом уехали, так и не увидев неуловимую птичку. Вскоре, потеряв надежду, уехали и мы.