Журнал «Вокруг Света» №07 за 1983 год
Шрифт:
Двадцать второго января мы наконец-то одолели ледовую перемычку и вышли на чистую воду. Произвели замеры западной границы шельфового ледника Шеклтона. Выяснилось, что за двадцать семь лет, со времени последнего измерения, она сместилась на 3,4 километра к западу.
Ранним утром следующего дня подошли к Мирному и стали на якорь в миле от острова Хасуэлл. Вольно или невольно, но, как всегда в нашем необычном походе, осознаешь, что всюду на пути мы пересекаем не только географические меридианы, но и исторические. Вот и научная станция Мирный — одна из координат на таких меридианах. Первая советская антарктическая, развернутая на местном континенте более четверти века назад —
Несмотря на ранний час, в Мирном уже бодрствовали. А вскоре на борт прибыли коллеги с континента, и мы тут же организовали нечто вроде ученого совета, на котором обсудили все варианты совместных гидрологических исследований, топографических и метеорологических наблюдений. Их мы провели множество. И, пожалуй, более всего удались топографические изыскания. Выяснилось, что остров Входной— вовсе не единый массив, как считалось до сих пор, а конгломерат из четырех внушительных скал. Обнаружили мы и три скалы, ранее не значащиеся на картах.
Теперь нас ожидала увлекательная работа — определение Южного магнитного полюса. Тысячи раз менял «великий непоседа» свое местопребывание, беспокойно блуждая по Южному океану, выбираясь временами на сушу Земли Виктории или на льды Антарктиды и опять отправляясь в океан. Чего ищет он — неведомо. Но нам знать координаты его очередной «пристани» необходимо. Занимала нас и еще одна мысль...
Во время экспедиции 1841 —1843 годов английский мореплаватель Джемс Росс, подойдя к Южному магнитному полюсу на двести пятьдесят миль, определил его координаты, как 76 градусов южной широты и 145 градусов восточной долготы. Профессор Карл Гаусс, автор теории земного магнетизма, примерно в это же время вычислил их по-своему: 66 и 146. Французские мореплаватели под началом Дюмона Д"Юрвиля пятью годами ранее Д. Росса установили местоположение блуждающего полюса в иных координатах — 75° 20" и 132° 30". Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен в письме Крузенштерну указал 76° южной широты и 142° 50" восточной долготы. Позднее была еще масса самых различных «установлений», но теперь всем ясно, что славу первого точного вычисления Южного полюса вправе поделить с Беллинсгаузеном только Росс.
Все известные определения Южного магнитного полюса до сих пор получали различными способами, кроме одного — в условиях открытого моря. Нам предстояло восполнить этот пробел...
В течение нескольких суток бороздили океан «Адмирал Владимирский» и «Фаддей Беллинсгаузен», вычерчивая галс за галсом границы района, по которому перемещался «букет» вертикально направленных магнитных силовых линий. Поиск шел по дугам двух окружностей. Наше судно выполняло измерения на так называемой «критической дуге», то есть на столь близком расстоянии от магнитного полюса, где приборы работают на пределе своих возможностей. «Фаддей Беллинсгаузен» вел такие же измерения, находясь значительно севернее, в зоне уверенных показателей аппаратуры. И вот поставлена последняя точка: Южный магнитный полюс «плавает» теперь на 60 миль севернее, чем восемь лет назад.
Едва мы успели завершить свою «полюсную» программу, как радисты сообщили:
— На станции Ленинградская трое больных. Просьба срочно эвакуировать.
Немедленно берем курс к ледовому материку. Но не зря же этот район Южного океана называют полюсом ветров... Над кораблем завывает обжигающий ветер, со всех сторон бьют снежные заряды, видимость — пять-шесть кабельтовых. А о качке и говорить нечего — сплошная болтанка. Антарктика не упустила случая еще раз показать свой норов.
Поднять вертолет в этакую круговерть? Безумие.
— Поблизости острова Терра-Нова. Ночью можно провести их обследование...
— Принимается.
Вот где, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Подойдя к Терра-Нова на три мили, мы изумились — кроме мелкобитого льда, кругом ничего не заметно. Ладно, можно глазам своим не поверить, но и на экране радиолокатора нет ни единой приметы островов! Капитан отдает команду:
— Ход самый малый! Курс — прямо на острова!
Одна миля до них. Полмили... Мы, что называется, уже просто сидим на островах! А эхолот показывает — под нами толща воды в... семьсот тридцать три метра. Все еще не верим, напряженно вглядываемся в горизонт. Видимость пять миль, но вокруг только мелкобитый лед. А в лоции ведь черным по белому записано, что здесь скалистые острова, да к тому же и площадью ни много ни мало в целую милю! Что ж, еще одна поправка лоции обеспечена...
Очередные сутки снова прошли в ожидании. На некоторое время прекратилась связь с Ленинградской. Но мы не унываем. Дождавшись мало-мальски приличной, как говорят моряки, средней видимости, ранним утром на континент отправился вертолет. Через два часа наша стальная стрекоза с больными возвратилась на борт. И тут, словно спохватившись, задул сильнейший ветер, снегом замело весь корабль, волны восьмибалльного шторма начали заливать палубу. Но мы теперь споро уходим к морю Росса. У мыса Адэр, повернув на юг, и вовсе избавляемся от шторма.
Следующим утром в проливе Мак-Мердо перед нами во всем величии открылся остров Росса. Жалко, конечно, что из-за шапки облаков не видно почти четырехкилометровой вершины Эребуса — единственного действующего вулкана в Антарктиде. Вспомнили Роберта Скотта, увидев домик-музей его имени, стоящий у подножия горы, поблизости от американской станции. В бинокль разглядели памятник-крест, водруженный в честь погибших покорителей Южного полюса, с почерневшей от времени доской. Слов на ней не разглядеть. Но мы ведь помним и их фамилии, и строку-эпитафию: «Бороться и искать, найти и не сдаваться...»
В тринадцать ноль-ноль берем курс на Веллингтон. Позади антарктический маршрут наших прославленных предков Ф. Ф. Беллинсгаузена и М. Ф. Лазарева.
Молодежная — Мирный — море Росса Л. И. Митин, контр-адмирал, научный руководитель кругосветной экспедиции; С. А. Дорогокупец, капитан-лейтенант
Дом у кромки неба
Л ошади опустили головы, часто трогая губами быструю вспененную воду реки. Потом они вразнобой процокали копытами по дну Большой Хатипары и, сбивая вьюками капли дождя с огромных листьев подбела, похожих на уши слонов, полезли вверх. Мой проводник, научный сотрудник Тебердинского заповедника Григорий Яковлевич Бобырь, заметил:
— Тут и начинается медвежье царство!..
Сказал, и мы двинулись дальше. Внизу оставались просторные долины. Их сменяла штыковая отточенность елей и скал. Тропа горбится, крутой ломаной забирает в небо, время от времени краснея цифрами табличек, закрепленных на неохватных соснах: 1700, 1800... 2000...