Журнал «Вокруг Света» №08 за 1981 год
Шрифт:
— Наше время истекло,— торжественно провозгласил дядюшка Лим и решительно отодвинул чашку.— Пора возвращаться к семьям. Есть такая молва: поклонники шармы любят ее больше своей жены.
Все птицы были скрыты чехлами, клетки уже укладывали на сиденья машин. И тут раздался сухой шорох, возник негромкий звук. Робкий, будто журчание ручья, потом увереннее, тверже. И вот уже рвется со всхлипом. И взорвались пронзительные трели, подхватили... Звучал многоголосый хор.
О чем пели птицы? Почему явственно слышался плач в этих звуках? О чем плакали баловни судьбы, окруженные вниманием и лаской? Капля росы в пять утра, плоды папайи,
Магнитный «календарь» планеты
Этот невзрачный на вид одноэтажный дом имел немало достоинств: постройка была деревянной — без водосточных труб и металлических стропил, крытая не железом, а шифером. К тому же в одной из комнат размещалось все минимально необходимое для хитроумных храмовских измерений.
И еще одно преимущество. Дом стоял в поселке, расположенном в дачной местности, то есть вдали от искрящих дуг ленинградских трамваев и троллейбусов, от паутины телефонных и телеграфных проводов большого города, от фабрик и заводов с их непрерывно работающими генераторами, трансформаторами, электромоторами. Больше того, в те годы, то есть четверть века назад, по ветке, связывавшей поселок с Ленинградом, еще не сновали электрички. Пригородные поезда передвигались паровой тягой. Для Алексея Никитича Храмова это тоже имело немаловажное значение.
Ночью же условия становились вообще идеальными: жизнь на дачах замирала до утра, исчезали последние возможные помехи — от местных линий связи и электропередачи. Именно в эти часы он мог быть более или менее уверен, что наконец-то остался «один на один» с магнитным полем Земли.
Человек, пожелавший записать голоса певчих птиц, выискивает такие потаенные уголки природы, где бы никакой посторонний шум не искажал естественной тишины, а вернее, ее натуральной звуковой окраски.
Бегством от «призвуков» одержимы и магнитологи. Только спасаются они от шумов особого рода — не воспринимаемых на слух,— от «шумов» электроцивилизации, ибо всякий струящийся по проводам ток, каждая сорвавшаяся в пространство искра, сотворяя собственное магнитное поле, бесцеремонно искажают девственное земное. А оно, охватывающее целую планету, на удивление уязвимо и слабо; очень слабо — его напряженность примерно в сотню раз меньше той, что создает обычный магнит небольшого размера.
Впрочем, вряд ли стоило бы вдаваться во все эти подробности, если бы речь шла об очередном замере магнитного поля Земли. Это делают давно и во многих местах — буквально по всему свету. Здесь, конечно, тоже бывают свои неожиданности и важные наблюдения. Но деревянный дом под Ленинградом будет нас интересовать в связи с иными событиями, для науки не маловажными.
Если Храмову нужно было оставаться «наедине» с магнитным полем Земли, то только для того, чтобы «выключить» и его влияние как последнюю помеху своим наблюдениям, так сказать, «нейтрализовать» внутри измерительного прибора, поскольку объектом его исследований было нечто совсем уж эфемерное, почти неуловимое — магнитная память планеты.
Заключалась она в кубиках горной породы, каждый из которых едва превышал обычный спичечный коробок. Кубики Храмов привез из Западной Туркмении, где собственноручно вырубал их в пластах так называемых красноцветов.
Но, прежде чем дальше углубляться в суть занятий этого человека, нам стоит поговорить о времени. Не о каком-то конкретном, высвеченном в истории особыми приметами, а о времени вообще.
Его называют великим созидателем и разрушителем, безжалостным и неумолимым. Как известно, время можно выигрывать, находить и упускать. Даже убивать.
09-01
Впрочем, все это лишь метафоры, появившиеся с единственной целью: хоть образно представить себе то, что в действительности неосязаемо и неуловимо.
Но одно свойство времени присуще только ему и ни с чем не сравнимо — оно необратимо. Время нельзя вернуть, его течение направлено только от прошлого к будущему и не знает движения вспять. Мы не в состоянии переставлять происшедшие события. Никому еще не удавалось перенестись в собственное детство и побегать с самим собой наперегонки. Возвращаться к тому, что минуло, наблюдать его и как-то изменять нам не дано. Прошлого, как известно, не вернешь.
А нужно ли это?
Для Алексея Никитича Храмова, ныне доктора физико-математических наук, заведующего палеомагнитной лабораторией Всесоюзного нефтяного научно-исследовательского геологоразведочного института, тут двух мнений не существовало. Еще двадцатилетним выпускником Ленинградского университета, увлекшись в 50-х годах узкой специализацией, не имевшей тогда даже общепринятого названия (его немногочисленных коллег не только в Советском Союзе, но и на всей планете в ту пору можно было буквально по пальцам перечесть), он считал: возвращаться к прошлому — значит лучше понять то, что окружает нас сегодня.
И вот здесь кое-какие возможности, оказывается, существуют. Я имею в виду отнюдь не «машину времени», путешествия на которой, надо думать, еще долго останутся уделом фантастов. Есть иное средство для встречи с минувшим. Оно, конечно, не такое уж идеальное, поскольку способно воспроизводить не саму ушедшую реальность, а лишь фрагменты представления о ней. Зато это средство, несомненно, доступно каждому. Речь идет о памяти. Только она способна сохранять и воспроизводить у нас в мозгу (вот именно: воспроизводить!) впечатления прежних дней.
Но, отправляясь в глубь веков, нужно учесть, что у памяти свой отсчет времени: не годы, а события. В этом специфика встреч с минувшим.
Чем длиннее дорога, уходящая в прошлое, тем более размытой становится привычная хронология. Где-то в тумане уже не лет, а столетий только угадываются штриховые эпизоды эллинской цивилизации. А дальше, за ними, века теряют четкие очертания, так как событий, упомянутых, скажем, в клинописи очевидцев архаической эпохи шумерийцев, едва хватает на маркировку тысячелетий.
Эпохи, в которые совсем ни к чему не касались руки человека (по той простой причине, что его еще не было), поначалу представляются полностью погруженными во тьму нашего неведения. А между тем и о них сохранилось достаточно «впечатлений» — хотя скупых, полустершихся, но оставшихся в «памяти» камней; сохранился, например, отпечаток эволюции живой природы, в которой постоянно что-то изменялось, вымирало и зарождалось вновь. Каждый слой содержит набор окаменелостей, который только ему свойствен. Это так называемая руководящая флора и фауна. Она позволяет в сомнительных случаях довольно надежно определять разницу в возрасте различных слоев.