Журнал «Вокруг Света» №08 за 1988 год
Шрифт:
Между тем в русской действительности киевского периода отмечалось немало фактов пренебрежительного отношения к церковным зданиям: на стенах вычерчивали карикатуры и ругательства, фрески вырубали, церкви в ходе междоусобных войн безжалостно грабили. Поэтому весь киевский период может представиться и как время религиозного администрирования, и полного безразличия народа к духовным ценностям христианства. Но так считать тоже нельзя.
Попытаемся представить, как воспринималось христианство верхами русского общества в конце X, в XI и в начале XII веков. Почему князь Владимир из целого ряда значительных религий выбрал именно византийский вариант христианства? Очевидно, немалую роль здесь сыграла чисто религиозная сторона дела. В символике византийской церкви обнаружился некий элемент, сопоставимый с восточнославянскими представлениями о культовой архитектуре, что, кстати, и придало некую оригинальность всему русскому православию.
Откроем летопись под 988 годом и прочитаем: «...в лето 6496 иде Володимеръ съ вой на Корсунь, градъ гречьский...» — Владимир отправился в Крым и взял византийскую крепость Херсонес Таврический, которую сразу же вернул византийским императорам Василию II и Константину IX в качестве выкупа за невесту — княжну Анну. В Корсуне Владимир принял крещение и вступил в христианский брак. Возвращаясь в Киев, он захватил с собой сосуды церковные, иконы, мощи святого Климента и Фива, а также «медяне две капищи и 4 кони медяны». Не было ли в этом наборе того, что годом раньше потрясло Владимировых «экспертов»? Из перечня сразу надо исключить квадригу коней, не являвшуюся церковной утварью; иконы и мощи — совершенно новое явление для русских; сосудами они, безусловно, пользовались и раньше, священные сосуды — чары — применялись при языческих обрядах («чародеяниях»), правда, формы этих сосудов разнились. Остаются две «медные капищи». Слово «капище» обычно переводится как «идол» (статуя), что более чем странно: зачем было Владимиру везти в Киев новых идолов, когда он там сразу же приступит к сокрушению всех имевшихся? О том, что идол и капище — разные понятия, говорят многие древнерусские тексты. Так, ученик Феодосия Печерского Исайя Чудотворец, насаждая христианство в Ростовской и Суздальской землях, разорял и предавал огню «идолов и капища»; митрополит Иларион, восхваляя приобретающий христианский колорит Киев, подметил, что вместо капищ теперь возвышаются церкви, а вместо идолов красуются иконы. Следовательно, капище — это постройка, выполнявшая для язычника ту же функцию, что для христианина церковь,— некая разновидность языческого храма. Но здесь возникают новые загадки: откуда у греков-христиан языческие храмы, притом «портативные», пригодные для перевозки, и зачем принявшему христианство Владимиру понадобилось везти их в Киев?
Вернемся к «испытанию вер» и попытаемся понять, что именно поражало воображение наших соотечественников 1000 лет назад, когда они входили в христианский храм. Здесь все внушительно, грандиозно, здесь новые звуки, краски, запахи... Летописец подчеркнул, что наивысший эффект возникал при нахождении на «пространнем» — срединном месте. Если мы сейчас войдем в любую действующую церковь во время большой службы (например, на пасху), в ту пору, когда открыты так называемые «царские врата» — двустворчатые двери в стене иконостаса,— мы увидим в алтаре, прямо перед собой, сооружение, похожее на обычный стол, над которым на четырех резных столбиках располагается островерхая крыша. Это — главная святыня храма, она называется жертвенником или престолом, а его крыша — надпрестольной сенью или киворием. Это и есть, как вы уже, наверное, догадались, видоизмененное языческое капище: постройка без стен с шатровой крышей на 4—8 столбах.
Еще в XIX веке крестьяне возводили подобные «храмы» в рощах во время
Таким образом, христиане Киевской Руси, часто не понимая речей священника-грека, могли молиться самостоятельно — о своих заботах перед храмом своих предков. Некоторым подтверждением тому служит широко распространенный обычай вносить в алтарь (и класть под свод кивория) свои жертвы богам — канун и кутью. Новгородский архиепископ Илья-Иоанн в 1166 году прямо осудил этот ритуал, что, однако, результатов не дало: четырьмя столетиями позже в алтарь и именно на жертвенник, кроме кутьи и кануна, помещали сыр, яйца, печеную рыбу и мясо, калачи, пироги, блины, всякие овощи, а также пиво, мед, квас, брагу. В середине XVI века Стоглав снова запретил эту практику и, главное, запретил прихожанам свободный вход в алтарь.
Таким образом, в Киевской Руси зародился некий симбиоз христианства и язычества — прямое сочетание языческих действ и христианской службы. В течение шести веков после крещения под сводами христианских храмов люди, как писал об этом русский книжник, «смешаем некыя чистыя молитвы с проклятым молением идольскым».
Своеобразное осмысление русскими кивория позволило использовать шатровое покрытие в церковном зодчестве наряду с купольным. В домонгольской Руси известно одно сооружение с таким покрытием — часовня, построенная в 1158 году князем Андреем Боголюбским. Постройка небольшая, но поставленная на открытой площади перед собором, она носила явно демонстративный характер, отражая языческие симпатии населения Владимирщины.
Архитектура периода домонгольской Руси наглядно показывает, как переориентировалась в религиозном отношении феодальная верхушка. Если в начале христианского строительства на Руси возводились огромные соборы, моделью которых была константинопольская София с ее многолюдными службами, то дальше русский храм стал уменьшаться в размерах, но увеличивалась его относительная высота. Характерные постройки: Успенский собор Киево-Печерского монастыря (1077 год), собор Михайловского Златоверхого монастыря (1113 год), Успенский собор черниговского Елецкого монастыря (1120 год) и другие. Лейтмотивом такого пути развития, очевидно, явилось то, что громадные храмы середины XI века оказались «нерентабельными»: в городах Киевской Руси той поры не было такого количества верующих, чтобы заполнить их. Тенденцию подчеркнуть вертикаль, сделать силуэт храма «островерхим», несомненно, проводили местные строители сообразно со славянскими представлениями о красоте культовой постройки.
Но если эти факторы действовали в основном подспудно, то истоки необычайного расцвета Владимире-Суздальской архитектуры второй половины XII века можно видеть в «социальном заказе» русских феодалов. Начиная с церкви Покрова на Нерли (1165 год), храмы стали украшать каменной резьбой; причем в таких постройках, как Димитриевский собор во Владимире (1197 год) и Георгиевский собор в Юрьеве-Польском (1234 год), скульптурные сцены покрывают значительную поверхность стен. Персонажи и орнаменты этой резьбы в основном языческого происхождения; размещая эти образы на стенах храма, христиане хотели смягчить тяжелое впечатление, которое производили церкви на вчерашних язычников, «очеловечить» эти сооружения. Сложная и разнообразная скульптура с ее глубоко продуманным содержанием была рассчитана на созерцание снаружи, она обращалась к стоящим вне храма, как бы призывая переступить границу и войти внутрь.
Христианизация городского посада началась в первые десятилетия после монгольского нашествия, захватив вторую половину XIII века. Когда говорят об архитектуре того времени, обычно имеют в виду каменные храмы.
Меньшее внимание обращали обычно на шатровые посадские церкви — главным образом потому, что строились они из дерева и древнейшие не сохранились. Об их сооружении сообщали летописцы: первое известие относится к построению Успенской церкви Великого Устюга в 1290 году; их изображения дошли до нас на иконах. Самая древняя из уцелевших — Лазаревская церковь Муромского монастыря на берегу Онежского озера (1391 год); на столетие моложе церкви в селе Бородава на Вологодчине (1486 год) и в селе Юксовичи Ленинградской области (1493 год). К концу XV века подобные храмы строили повсюду. Они формировали архитектурный ансамбль посадских храмов. Среди них были и грандиозные сооружения — вроде храма Вознесения в Вологде (1493 год).