Журнал «Вокруг Света» №09 за 1989 год
Шрифт:
Несмотря на одолевающие его болезни, Барский отправляется в обратный путь. Через Афины и Бухарест прибывает он в августе 1747 года в Киев. Прошло более двадцати лет, как он покинул родину. Мать с трудом узнала сына. Очевидец оставил словесный портрет путешественника по его возвращении домой: «Роста высокого, волосы на голове и бороде черные, без всякой седины, лицом смугл, телом дороден, брови черные, высокие, большие и почти вместе сошедшие, глаза острые, карие, нос короткий».
Недолго, однако, прожил Василий Григорьевич дома. Болезнь одолела его, и 26 сентября 1747
Церквей, монастырей и градов красоту,
Удолий глубину, гор знатных высоту,
Ступением своим и пядию измерил;
И чрез перо свое отечество уверил
О маловедомых в подсолнечной вещах.
Сергей Корнилов, кандидат философских наук
Януш Шаблицкий. Ты — всегда ты
Как ты ни стараешься, а экран видеофона притягивает к себе взгляд, словно гигантский магнит. Сейчас он мертв, будто застывший, покрытый бельмом глаз. Как бы ты хотел, чтобы он оставался таким подольше, а еще лучше — всегда, пока Солнце не превратится в ледяную глыбу, неспособную пробудить или хотя бы только поддержать примитивные крупицы жизни!
Когда всего через полчаса после того, что ты сделал, промаявшись эти трое мучительных суток, резко отворилась дверь и в лабораторию вошли два охранника, у тебя мелькнула мысль, что твои дела начинают принимать скверный оборот. Но тогда ты еще не думал, что будет так плохо.
— С каких пор в личную лабораторию стали входить, не получив разрешения?! — строго бросил ты из-за письменного стола, воинственно насупив брови.
Однако, к твоему разочарованию, охранники ничуть не смутились.
— Вас просят незамедлительно явиться в Ставку,— одним духом проговорил тот, что вошел первым.
Ты вдруг почувствовал себя так, словно на тебя наложили панцирь из гипса.
— Зачем? — спросил ты уже не столь уверенно.
— Не могу знать. Сообщат на месте.
— Кто приглашает?
— Не могу знать. Мы должны препроводить вас только до входа.
— Препроводить? — повторил ты, и тоном и глазами давая понять, что слово это считаешь неуместным, прямо-таки вопиющим превышением компетентности того, кто его произнес. Однако на охранника твои слова не произвели никакого впечатления.
— Таков приказ,— бесстрастно пояснил он. — И прошу: не осложняйте нам его выполнение. Поверьте, мы не любим прибегать к силе. Чрезвычайно. Мы обязаны отправиться незамедлительно!
Ты незаметно глянул на стоявшую у стены корзину для бумаг и, убедившись в том, что от листков не осталось ничего, кроме жалкой кучки черного
Командор Сальвени дружески улыбнулся, но не поднялся тебе навстречу, как это было раньше, а остался за своим огромным столом, крышку которого покрывали разноцветные кнопки и всяческие переключатели. Ты счел это за еще один зловещий признак и почувствовал себя, если так можно выразиться, достаточно неуютно. Но не подал виду...
— Чем обязан столь своеобразной форме... приглашения? — сухо бросил ты с кислой миной на лице.
Однако командор Сальвени, о чем ты, впрочем, знал достаточно давно, был не из тех, кого легко припереть к стенке.
— Надеюсь, профессор, я не помешал вам ни в чем действительно важном? — участливо осведомился он. — Не желаете ли присесть? Нам предстоит дать друг другу некоторые пояснения, и, полагаю, это потребует времени.
— Что до меня, то мне пояснять нечего,— неохотно буркнул ты, однако приглашением воспользовался. — Но не стану скрывать, что ожидаю объяснений от вас.
Лицо командора оставалось таким же приветливым, как и в начале встречи.
— Дорогой профессор, признаюсь, я пригласил вас несколько... необычным образом, но, поверьте, у меня были на то веские причины,— сказал он миролюбиво. — Убежден, что, узнав их, вы простите меня.
И тут ты позволил на миг обмануть себя добродушной благожелательностью, светившейся в глазах командора. В тебе зародилась надежда, что все еще может обойтись благополучно.
— Как там ваша работа? Движется? — спросил Сальвени тоном человека, мучимого желанием завязать свободный, ни к чему не обязывающий разговор.
— Конечно! — поспешно ответил ты. — Но, командор, вы, видимо, понимаете, что темп нашей работы, а следовательно, и ее результаты, не всегда удается измерить простым течением времени. Особенно если учитывать, что нами создается нечто совершенно новое, абсолютно оригинальное, не вытекающее не только из достижений человеческой мысли, но и не имеющее аналогов даже в самой Природе.
— Да-а-а,— протянул командор, распрямляя грудь, туго обтянутую мундиром. На его лице отразилась озабоченность. — Вы прекрасно знаете, как важно довести данную тему до успешного финала, сколько надежд мы на нее возлагаем. Кроме того,— он понизил голос,— я вас просто люблю. По-человечески. И поэтому надеялся, что все же найдется какое-то иное объяснение по интересующей нас теме.
После только что услышанного ты уже не мог рассчитывать на то, что удастся избежать фронтального столкновения либо хотя бы его отсрочки. В одно мгновение рассыпались твои слабые надежды на то, что, быть может, им еще не удалось расшифровать игру, которую ты предпринял в последние дни, раскрыть стоящие за нею намерения. Все должно было разрешиться сейчас, здесь, прежде чем ты уйдешь отсюда! Словно автомат, ты сунул руку, дрожь которой не в силах был унять, в карман. Прошелся платком по мокрому лбу, слезящимся глазам и забормотал, не узнавая собственного голоса: