Журнал «Вокруг Света» №10 за 1981 год
Шрифт:
Колокол свободы
Восторженная любовь к Гуанахуато, я бы даже сказал—преклонение,—переходит у мексиканцев из поколения в поколение. В этом можно воочию убедиться во время празднования Дня провозглашения независимости. Каждый год в ночь на 16 сентября на балкон Национального дворца в Мехико, освещенный прожекторами, выходит президент страны. Через его плечо перекинута трехцветная лента, предназначенная для торжественных минут. Президент ударяет в небольшой старинный колокол под сводами балкона и, обращаясь к жителям столицы, заполнившим просторную площадь Сокало, провозглашает: «Да здравствует независимость! Да здравствует Мексика!» И никаких речей.
Этот «главный колокол» страны,
В конце прошлого века «колокол восстания», в который когда-то ударил Мигель Идальго, перевезли из Долорес в столицу и поместили на балкон Национального дворца. Нынче мексиканец не может представить без этой реликвии отделанный красным бархатистым камнем фасад дворца точно так же, как его внутренние стены — без ярких фресок в стиле древних росписей майя и ацтеков. Кстати, эти фрески, своеобразная эпическая поэма в красках о мексиканском народе, его борьбе, устремлениях, также связаны с Гуанахуато, поскольку их автор — «неистовый бунтарь XX века», как называли друзья великого мексиканского художника Диего Риверу,— его уроженец.
...Итак, совершим небольшое путешествие в этот «самый мексиканский город Мексики».
«Дорога от Гуадалахары в Гуанахуато очень живописна,— писал автор «Странствований» в «Вокруг света».— Путешественник едет через Пуэблос дель Ринкон, деревню, лежащую посреди плодоносной долины, орошаемой каналами... Эта долина окружена высокими голыми горами, и воздух в ней обыкновенно очень прозрачен. Хижины индиянцев стоят посреди садов, окруженных оградою из кактуса. Эта местность была бы раем, если бы жизнь и имущество не находились в опасности сделаться добычею разбойников. Поэтому нигде нет отдельных дворов или жилищ, и после жатвы этот рай совершенно пуст, потому что жители неохотно покидают селения и города.
Мимо Силао достигают до Гуанахуато, главного города округа того же имени, проехав через извилистое ущелье Каньяду де Марфиль. Дорога широка и содержится в порядке. На высоте открывается величественный вид порфировых и базальтовых масс горного узла, имеющего довольно мрачный характер... Сам Гуанахуато скрывается в легком тумане. Зато в углублениях и на горах далеко видны белые постройки деревень, между тем как внизу замечают асьенды бенефисио— горнозаводские здания. Направо над городом возвышается Серро Сан-Мигель,
По ущелью Марфиля течет ручей, который в дождливое время сильно разливается и наносит много вреда. Вдоль этого ручья и проложена дорога к городу. В последнем узкие, извилистые и отчасти крутые улицы. Многие здания довольно красивы и прочны».
В сравнении с этим давним описанием передо мной предстала картина, одновременно похожая и весьма отличающаяся. Нагромождения гор остались прежними, но среди них возведена плотина. Она защитила от внезапных паводков Гуанахуато, переживший за свою историю не один десяток губительных стихийных бедствий. А вот никаких деревень в окрестностях нет и в помине — все они слились с разросшимся городом, многоцветная ступенчатая панорама которого открылась сразу вся целиком. Пестрые крыши разбегаются по горным склонам, а за ними на голые кручи бесстрашно карабкаются рыжие стволы гигантских кактусов «канделабрас», похожие на огромные подсвечники, поставленные под открытым небом. Внизу, на дне котловины, словно озеро, образованное запруженным горным потоком, неподвижно застыла густая зелень садов и скверов. Глаза слепит непривычно яркая голубизна неба, на фоне которой празднично-нарядным кажется амфитеатр бурых скал. Недаром Диего Ривера сказал однажды: где же еще влюбиться в цвет и линию, как не в Гуанахуато с его контрастными красками.
Въезд в город необычен. Улица Падре Идальго, которую жители окрестили Подземкой, проходит по бывшему руслу реки. Ее дно вымостили крупной серой брусчаткой, а крутые высокие берега одели камнем наподобие крепостных стен. Над Подземкой перекинуты арочные мосты. По самому ее краю тесно лепятся дома с ажурными балкончиками, нависшими над мчащимся внизу потоком машин. С непривычки кажется, что эти эфемерные «ласточкины гнезда» того и гляди оборвутся и на дороге возникнет грандиозная куча мала.
Но вот улица превращается в длинный туннель с боковыми выездами, и я облегченно перевожу дыхание. Сворачиваю в один из них, который, судя по указателю, ведет к центру города, и вдруг вижу, как ватаги ребятишек бросаются с тротуара к сбавившим скорость автомобилям.
— Сеньор, мы вам покажем город! Где вы желаете побывать?! — с призывным криком последовали за моей машиной два смуглых черноглазых сорванца, когда я свернул в узкий переулок.
— Без нас вы заплутаетесь и потеряете зря кучу времени,— настаивал тот, что постарше. Второй застенчиво молчал. Малолетние «гиды» настолько заинтересовали меня, что я решил познакомиться с ними. Это братья Асереро — одиннадцатилетний Фаустино и восьмилетний Дельфино. Фаустино уже опытный гид, а вот Дельфино взял с собой первый раз. По словам брата, он тоже хорошо знает Гуанахуато, только еще слишком робеет.
— А вы учитесь?
— Конечно,— Фаустино, кажется, даже немного обижен, что приезжий мог усомниться в их образованности.— Я в третьем классе, а брат — в первом.
— Почему же вы тогда сегодня не в школе?
Малыш Дельфино заволновался, часто заморгал, переводя взгляд то на меня, то на старшего брата, хотел что-то сказать, да так и не решился. Все объяснил Фаустино:
— У мамы сейчас не хватает денег. Вот мы и вышли встречать туристов, чтобы чуть-чуть заработать.
Это «сейчас» было вставлено явно для поддержания престижа «фирмы», и поэтому я не стал уточнять, как долго длится безденежье в семье Асереро.
— А чем занимается ваш папа?
— Он работает в гостинице, но ему мало платят.
— Ну а вам что больше нравится: сопровождать туристов или учиться?
— Конечно, учиться,— не задумываясь, отвечает Фаустино.
— А какие предметы больше любите?
— Арифметику,— вдруг неожиданно выпалил все время молчавший Дельфино и снова, застеснявшись, умолк.