Журнал «Вокруг Света» №11 за 1972 год
Шрифт:
— Blahval! (Голубой кит!) — авторитетно сказал мне Свенд после того, как сообщил о нем вниз. — Очень, очень большой. И корова, не самец! — А после небольшой паузы добавил со смущением, которое вызвало у меня к нему еще большую симпатию: — Спасибо тебе, малыш...
Мы наблюдали еще четыре фонтана почти рядом с первым — каждый меньше предыдущего, но все же достаточно мощные, чтобы увериться в том, что кит этот редкой величины.
Горджес под неустанным руководством Тора Ларсена искусно вел судно следом за китом.
Через некоторое время Свенд добавил, что кит следует по сходящейся с нашим курсом прямой не больше чем в пяти милях
К моему напарнику вернулась, кажется, былая уверенность в себе: он не стал ждать, пока капитан позовет его вниз, а, убедившись, что Горджес ведет судно в нужном направлении, спустился с мачты и поспешил на мостик к Ларсену, чтобы доложить капитану о своих наблюдениях лично. Он вернулся ко мне с видом человека, освободившегося от тяжкого бремени. Когда я сообщил ему, что видел в его отсутствие еще двух китов севернее первого, он похлопал меня по плечу и с теплотой в голосе произнес:
— Ты славный парень, малыш!
Мне было очень лестно это слышать от старого морского волка, хотя и досадно резало ухо обидное «малыш». Ничего, может, сам догадается...
«Курт Хансен», по его словам, никогда не шел так быстро — тринадцать узлов, не меньше.
Я прикинул в уме: если наша скорость действительно такая и кит еще раз останется под водой двадцать семь минут и пятнадцать секунд, то мы наверняка проскочим примерно на милю то место — пять миль впереди, как сказал Свенд, — где кит погрузился во второй раз. Капитан, очевидно, сделал тот же подсчет. Вместо того чтобы и дальше вести судно прямо на кита, Ларсен велел повернуть чуть-чуть на северо-запад. Мы все были уже во власти таких обстоятельств, где профессиональный опыт, разум и сила зрения значат меньше, чем интуиция и обыкновенное везение или удачливость.
Маневр капитана не остался незамеченным Свендом, ибо в тот момент, когда белая кильватерная струя «Курта Хансена» слегка скривилась, он неодобрительно хмыкнул и покачал головой. Я взглянул вниз, и мне показалось, что людей на палубе это тоже озадачило.
Минут двадцать мы шли таким манером на полной скорости. Потом капитан дал сигнал вниз — остановить машины. Сигнал и его подтверждение — звонок в машинном отделении — прозвучали с неожиданной силой и резкостью в тишине мирного полудня.
Минут пять или больше «Курт Хансен» скользил вперед с пониженной скоростью, достаточной для того лишь, чтобы штурвальный мог держать судно в нужном капитану направлении.
Прошло еще две минуты, и кит вспорол поверхность воды одной милей севернее того места, где он нырнул в последний раз, — дальше, чем ожидал капитан. На этот раз все увидели пять фонтанов — первый был просто великолепен! Он поднялся в воздух футов на пятьдесят, по Свенду. Устранены последние сомнения! Это произвело поразительный эффект и еще больше подняло настроение людей. Капитан, команда, мостик, палуба, «воронье гнездо» — все судно стало единым динамическим целым.
Кит нырнул сразу после пятого фонтана, изогнувшись дугой над поверхностью воды, но, как это водится у голубых китов, не показав нам своего знаменитого двухлопастного — «бабочкой» — хвоста.
Капитан нацелил «Курта Хансена» юго-западнее места последнего погружения кита и через милю хода застопорил машины. Судно легло в дрейф. Теперь, как мне казалось, команда поняла маневр капитана, и все единодушно выражали одобрение его решению. Не раз впоследствии, в течение целых трех сезонов плаванья, я часто, в свободные минуты, становился свидетелем
Одни мудрецы доказывали, что капитан должен был остановить судно на полмили раньше, чем он это сделал. Они говорили, что киты с их острым слухом улавливают шум винтов и судовых механизмов на большом расстоянии, пугаются, быстро меняют направление и на огромной скорости несутся прочь от опасности. По мнению этих людей, самое лучшее — ждать, когда кит вынырнет снова, ибо во время подъема у него слух притупляется, и ринуться к нему на полной скорости, остановив машины в тот момент, когда он погрузится в воду опять. Так нужно проделать несколько раз, подбираясь к киту все ближе и ближе, пока судно не подойдет настолько, что можно пускать в ход гарпунную пушку. На «Курте Хансене» существовал специальный термин для такого способа охоты. По-норвежски это звучит: «Luse jag», что соответствует, насколько я мог понять, нашему слову «подкрадывание».
Другие, считая себя более опытными, утверждали, что лучший способ — сразу идти на полной скорости к тому месту, где ожидается вторичное появление кита, совершенно не опасаясь напугать его. Наоборот, его испуг дает преследователю преимущество — страх заставляет кита нырять быстрее, чем он это делает в нормальном состоянии, и вынуждает по той же причине набирать воздуха меньше, чем обычно; следовательно, он вынужден будет и вынырнуть раньше на поверхность. Я лично знал пушкарей-гарпунщиков в нашей флотилии, которые стреляли в китов даже тогда, когда имели совсем мало шансов загарпунить его, — они были убеждены, что гул выстрела загонит быстрее добычу под воду и ускорит им все дело, ибо кит постепенно становится беспомощным из-за нехватки воздуха. Наша команда и на этот случай имела свое название охоты: «Prose jag» или то, что я назвал бы «затравливанием».
Я ни разу не видел, как наш капитан тратит выстрел гарпунной пушки на то, чтобы только испугать кита. Но я был свидетелем того, как успешно применяет он комбинацию из этих двух способов охоты настолько эффективно, что Ларсен считался самым прославленным и удачливым китобоем во всей флотилии.
В тот момент, когда машины застопорились, капитан подозвал кивком первого помощника на мостик и, оставив его за себя — с Горджесом за штурвалом, — с нарочитой медлительностью, присущей энергичным людям в минуты сильного внутреннего возбуждения, и величественным видом, который отнюдь не вязался с его странной орангутангоподобной походкой, спустился по трапу вниз и прошел через всю палубу на нос судна. Подойдя к гарпунной пушке, он взошел на орудийную площадку, положил руку на изящную рамку спускового механизма и застыл недвижимо, как высеченная из дерева носовая фигура корабля на старом паруснике, вперив взгляд в океан впереди себя.
Почти одновременно мы все увидели новый фонтан, выстреливший из воды в полумиле от нас прямо впереди «Курта Хансена». Сигнал Тора Ларсена на мостик об увеличении скорости был необязателен, ибо только он поднял руку к рукоятке, как из машинного отделения прозвучал призывно ответный звонок — как во время боевой тревоги на военном корабле. «Курт Хансен» резко рванулся вперед.
Фонтан показывал, что кит движется в том же направлении, что и мы. Давление пара в котлах судна было так велико благодаря усилиям кочегара, что, несмотря на максимальную скорость, излишек его все время пробивался через предохранительный клапан у трубы.