В парке осеннем и зябко, и сыро,носятся дети до пятен, до дырок.Рядом собакам вольготно носиться,дружными стаями носятся птицы.Носятся тучи по серому небу.С ними со всеми носиться и мне бы.Только не носится, кто взаперти:если ты дерево, стой и расти.
ВЕТЕР
Ветер качает солнечную листву.Ветру не важно, кто я, зачем живу,ветру не важно, сколько мне лет и дней,и безразлично, что мне всего важней.Если бы вызвать ветер на разговор,он бы узнал, что значит – внутри простор.Ветер бы, травы тонкие теребя,что-то
придумал про самого себя.Так бы дышали, может быть, в унисон,день бы катил небесное колесо.Только на месте ветер – воронку жди.Кто ты, не важно. Важно: не навреди.
Ксения Август
Родилась в 1988 году в Калининграде. Окончила Белорусскую государственную академию музыки по классу фортепиано. Преподаватель Калининградского областного музыкального колледжа имени С. В. Рахманинова. Лауреат международных литературных конкурсов и фестивалей. Участник семинаров молодых писателей при поддержке Союза писателей Москвы. Обладательница премии «Вдохновение» (Калининград, 2021) и премии «Молодой Санкт-Петербург» (2022).
Член Союза российских писателей. Живет в Калининграде.
* * *
Дед смотрит на меня с гранитной плиты,говорит: «Это ты».И лицо его светится, как икона.Говорит: «Я ждал от тебя другого:благополучия, стабильности и уюта,выглаженного белья и подшитых юбок,крепкой семьи, утомленных работой рук,а не этого хаоса в душе и вокруг».Дед смотрит с плиты, и глаза у него, как при жизни:серая крошка гранитная с серебряными прожилками,только солнце вокруг зрачка погасло давно.Дед говорит: «Будь собой, третьего не дано,только мать береги и отца тоже,так, как сможешь,так, как сумеешь, как должно в конце концов,будь для детей и матерью и отцом,я же смог, а значит, и ты подавно,нет в том особой премудрости, только данность,только принятие, только твоя любовь,только Бог,что связывает нас всех золотыми нитями,царство его внутри тебя,храм его внутри тебя, этот свет».Дед умолкает, два муравьишки с век,словно слезинки две его, вниз сбегают,вливаются в муравьиные реки с гранитными берегами,просачиваются под землю, немой ручей,а я ухожу ни с чем.
* * *
Видишь, как я поднимаюсь из сорной травы,видишь, как я прирастаю к земле беспокойной,к этой земле, где как руки распахнуты рвы,где прямо в сердце уходят их черные корни.Это не я, это то, что во мне говорит,то, что болит во мне, то, что не знает покоя,видишь, как полнят ладони мои янтарии поднимаются волны строка за строкою?Это не шторм, это слово вскипает внутри,это не лес, это звук превращается в море,это не я, это то, что во мне говорит,что по природе своей и не может быть мною.Множество солнц отражается в птичьем зрачке,в нижней гортани органно вибрирует воздух,это не рыба, а слово блестит на крючке,и, не сорвавшись, мгновенно уходит под воду,это не рыба, а рында, немой пилигрим,видишь, язык ее ранен, язык ее грубый.Это не я, это то, что во мне говорити разбивает до крови язык мой и губы.
* * *
С детства меня держали в рукавицах ежовых,говорили: «Не лги себе, не бери чужого,береги честь свою, как зеницу ока,ходи прямо, а не вокруг да около»,а я лгала, да как, и сама не помнила,входила в огонь да выходила в полымя,чужого не брала, но тянулась к вечному,честь
берегла до свадьбы, но с первым встречным.В детстве меня повсюду водили за руку,кормили вкусным обедом и плотным завтраком,читали книжки, учили играть на рояле,всё по десять раз повторяли,а когда отпускали руку, терялась тотчас же,была неумелой женой и плохою дочерью,матерью бесхребетной, поэтом лапотным,зато, когда на рояле играла, вокруг все плакали,когда выходила на сцену, была живою,не мамой, не дочерью, не женою,а тем, кем я, верно, и быть должна.В детстве мама была нежна,отец строг, бабушка молода,я была огонь, а затем вода,теперь же земля, землица,и снова лежу в ежовых тех рукавицах.
* * *
О Музыка склянок и крынок,ты мне помогаешь без словлетать, оставаясь бескрылой,и снова вставать на крыло,и быть чьей-то песней и эхом,не вечным, но все-таки быть,в нас есть только музыка эта,звучащий божественный быт,и то, что нисходит к нам свыше,и всяческий низменный сор.Мы – музыка, музыка, слышишь?Мы звуки чужих голосов,и в этом, и в будущем хореначала нам нет и конца,мы с музыкой в мир этот входим,мы с музыкой входим в сердца.Разнятся сердечные ритмы,и жизнь не всегда к нам добра,но музыка снова творит насиз звука, а не из ребра,из света его и печали,из холода и из тепла,знай, в слове, что было в началевся музыка мира была,вся музыка, но почему-то,в каком ни была бы краю,из всех мне дарованных музыкя тотчас твою узнаю.
Проза
Максим Стрельцов
Родился в 1997 году в Тюменской области, сейчас живет в Краснодаре. Автор сборника рассказов «Человек, который открывал окна» (2021), романа «Пятая колонна» (2024). Участник курса «Стилистика и редактура» «Писательской академии Эксмо», литературных мастерских АСПИР, Форума молодых писателей в Липках.
Аномалия
Публикация в рамках совместного проекта журнала с Ассоциацией союзов писателей и издателей России (АСПИР).
Главред нашей газеты, Лисин, лично поручил мне съездить в командировку и написать репортаж. Для ознакомления он прислал документ, сотканный из десятков сообщений по электронной почте, и принес стопку бумажных писем – странно видеть, что их еще присылают. В каждом говорилось об одном и том же: об «удивительной природной аномалии» в поселке Верде.
Это крохотное село, о котором в интернете информации с ноготок: пятьдесят лет назад тут построили крупнейший в области элеватор, двадцать лет спустя открыли первую школу, в начале нулевых отреставрировали старинное здание администрации. И только на пятой странице поисковика, на сайте откровенно желтого издания, между заметками о всемирном заговоре рептилий и тайном правительстве инопланетян затесалась статья о волшебном лесе, который светится по ночам.
Письма я дочитывал уже по дороге в Верде. Ни вокзала, ни станции тут не было. Автобус остановился на обочине, высадил часть пассажиров и поехал дальше. С онлайн-картами в телефоне я быстро нашел местную администрацию и напросился на прием к главе поселка по фамилии Щипачев.
Он с минуту нервно смеялся, когда узнал, зачем меня отправили в Верде из областной газеты. С его слов, россказни о сияющем лесе – это сплошь сказки, сродни избе на курьих ножках и Бабе-яге верхом на метле. Я ему легко поверил. Еще в автобусе придумал дюжину логичных обоснований этой аномалии: от роя сверчков до затерявшегося в кроне фонарного столба.
По плану я должен был в первую же ночь понаблюдать за лесом, выяснить причину аномалии, взять пару интервью, написать статью и поехать обратно. Но Щипачев меня мигом заговорил – точно не хотел, чтобы я ехал в лес, – и повез к себе в гости. У него дома мы сперва приняли пару рюмок на грудь после ужина, потом пошли в баню, а после нее счет пошел уже на бутылки.