Журнал «Юность» №09/2024
Шрифт:
– Завораживает? А, Кирюха? Знаешь, я могу на это смотреть бесконечно, – глядя в опускающуюся темноту, восторженно произнес Андрей.
– Я уже это слышал. И много раз. На муравьев похоже. Бегают по своим муравьиным дорожкам, тащат что-то на себе. Тут муравейник должен быть недалеко.
– Нравится мне. Как в театре, – не обращая внимания на мои слова, продолжил он.
– Если так нравится железная дорога, что ж ты мечту променял? Для начала водил бы паровозы, – дернул я товарища.
– Сам ты… водитель паровозов. Отец мой – машинист тепловоза! Брал нас с собой на смену. Алика Рыбина с первого этажа… Он потом в другую школу перевелся. Помнишь?
– Помню. В другую школу. Потом совсем общаться перестали.
– Перестали и перестали, не о нем речь. – Андрей достал сигарету. – Болел я, конечно, тогда этим делом, – довольно гоготнул он. –
– Вот и говорю, что ты мечте своей изменил. – Я рылся в карманах пиджака, достал зажигалку. – На, – протянул я. – И за тысячи километров в Свердловск поперся? В архитекторы.
– Поперся, – ухмыльнулся Андрей. – Лет в пятнадцать в очередной раз увидел эту движуху, – Андрей кивнул на моргающий вдалеке семафор, – и все поменялось. Посмотрел на процесс сверху. Всегда полезно. Понял, что есть что-то гораздо масштабней и интересней. Чем тепловоз. Это как строительный кран и архитектура, например. – Андрей прикурил. – Знаешь, я всегда в детстве мечтал о железной дороге. Игрушечной. Такой большой, с локомотивами, цистернами, вагонами, стрелкой, семафором. Со станцией с названием под крышей. Так и не дождался. Не найти было. Да и с деньгами у родителей… А потом как-то всмотрелся с моста этого и понял, что можно все по-взрослому устроить. По-настоящему. Спроектировать, построить, управлять. Интересно. Потом подумал – транспорт не главное. Город главнее. Муравейник, как ты говоришь. Решил, что самое интересное – строить города. В городах вся энергия. Они железку эту двигают, жизнью ее наполняют. – Андрей улыбнулся, посмотрел на меня, подмигнул. – Строить новые города. Это же мечта. Но поучился и понял, что города новые строят редко. Очень. И не факт, что на мой век представится случай. Хотя. Как думаешь, Кирюха? Андрей что-то еще говорил, но проносившийся внизу товарняк, со скрежетом тормозя, глушил все его слова.
– Кирюха?
– Да откуда я знаю. Про такие планы. Да и не задумывался вообще.
– А ты задумайся, Кирилл. Задумайся. Полезно. Может, тоже зацепит? Все в жизни поменяешь, – загоготал он.
– Лишние знания… сам знаешь.
– Вот ты зачем завтра в армию?
– Пришел в общагу – там повестка. Чего тут думать? Косить?
– Нет, Кирюха, я про долг родине и все такое понимаю. И от этих обязанностей, которые для меня тоже не пустой звук, бегать не собираюсь. Но в армию пока не стремлюсь, – сказал он подчеркнуто серьезно. – Для меня важнее пока другое. Но ты пиши и…
– Кто тебя спрашивать будет? – снисходительно бросил я. – Пришлют повестку…
– Я тебе сказал, – жестко перебил он меня. – Не собираюсь. Пусть хоть заприсылаются. В армию пойду сам, когда посчитаю нужным, и туда, где я нужнее. А до того – нет. Если потребуется, всем и все объясню. А пока… Пока мне некогда. Учеба и знания, я себе уже и план набросал. Года через два-три уже буду готов. Пригодится. Че я, хуже тебя? – подмигнул он и рассмеялся.
И через два года, осенью 1987 года, когда уже студентов вузов в армию снова перестали призывать, сам осознанно пришел в военкомат. Долго беседовал с военкомом, определился с местом службы. Сделал то, что, как он был уверен, должен был сделать, четко понимая, куда и зачем он идет. Высокий спортивный, отслужил срочную в армейском спецназе. В Афганистан уже вроде как не призывали, а через полгода вообще начали возвращать войска на родину, и его родители особо не волновались. Сам он про свои армейские мотания по неспокойному советскому Закавказью от Сумгаита до Тбилиси никогда не распространялся.
После срочной он восстановился в университете. Стал одним из лучших на курсе и уехал по обмену в бесконечную азиатскую даль. Уехал из страны, которая за время его заграничного обучения сошла с рельсов и разбилась. Каждый сам стал укладывать свои рельсы, семафорить, переводить и назначать стрелки, забыв о правилах и наличии тормозов.
Он оставил учебу и нашел себя в новой жизни в чужой стране. Не то чтобы ему там очень нравилось, но у него появилось дело. Дело, приносящее неплохой доход. Ничего особенного, но для наших челночных граждан он стал человеком необходимым. Он обжился, научился сносно объясняться с аборигенами, навел связи, даже снимался в местном кино, непременно играя белых алчных колонизаторов. Стал совсем редко приезжать. Он сильно изменился, отрастил бороду, полысел. Смешно, но мне даже показалось, что у него по-азиатски изменился разрез
Он изначально был далек от местечковых проблем и шел в гору, занимаясь глобальными делами. Однажды он появился на дорогом сверкающем Mercedes-Benz S600. С персональным водителем, как один из тех состоявшихся, поймавших удачу людей. Был особенно возбужден, загадочно улыбаясь в косматую бороду. Рассказал, что подписывает важный контракт с «очень влиятельным человеком». «Оттуда», – говорил он о нем, многозначительно показывая пальцем вверх и рассказывал о каких-то колесных парах, нефтяных цистернах и «очень приличных» доходах. Дело начало расти и расширяться. Через год его компания стала известной и уважаемой в обеих странах. Даже арест «влиятельного человека» не остановил его. Начались некоторые шероховатости с людьми этого «влиятельного человека», которые периодически напрягали, выбивали из колеи. Но в целом все у него двигалось на позитиве. Он весь был в работе, отдыхал редко, но громко и широко. Познакомил меня со своими близкими друзьями. Их было трое. Александр остался со времен учебы Андрея в Свердловске, Роман и Олег появились позже. Олег успешно занимался правовыми вопросами в Москве, Роман управлял финансами крупной компании в Вене. В Австрии в Альпах мы вместе с нашими семьями несколько раз справляли Новый год. Андрей старался не расширять близкий круг общения и очень дорожил этими отношениями. Были у него и приятели, с которыми он тоже тесно общался, но эта компания с нами не соприкасалась и была связана с бизнесом Андрея. Он окончательно обжился в новой стране, купил два больших дома в столице и на побережье. По моим представлениям, в тридцать у него было все. Ну или почти все.
Откуда было это «все», меня особо не волновало. Я знал, что эта жизнь не для меня, и даже не собирался разбираться в ее нюансах. Его отец думал по-другому и постоянно задавал вопросы о происхождении доходов сына. Под Новый год в конце девяностых мы столкнулись с ним у магазина в нашем городке. Он шел домой, груженный двумя сумками, тяжело ступая по мокрому снегу. Я помог ему, и он затащил меня домой.
– Проходи, – скомандовал, приглашая на кухню. – Выпьем. Как там в фильме? О делах наших скорбных покалякаем.
Он шел впереди, пыхтел с хрипом и свистом. Как обычно, аккуратно протиснулся в помещение кухни, огляделся и медленно присел на табурет.
– Не отказывай. Мой-то совсем не хочет разговаривать.
Он внимательно посмотрел на меня. Седой, совсем белый, осунулся лицом и как-то обмяк телом. Он сильно постарел. Могучие тяжелые плечи опустились и согнули всю его огромную фигуру.
– Не звонит. Приезжает редко. Совсем не бывает.
Так. Ругаемся сразу. Только начинаем разговор. Злится. Эх. – Он махнул своей ручищей. – Мать пеняет, что я на него давлю. Как? Он сам сейчас кого хочешь задавит. Поговорим, пока Семеновны нет. При бабе какие серьезные разговоры? – Он снова внимательно посмотрел на меня.
Я промолчал. Он одобрительно кивнул.
– Она в аптеку пошла или еще там куда.
– Хорошо, Борис Андреевич, – кивнул я и посмотрел на часы. – Я…
– Занятой? – громыхнул он.
– Да нет. Ну, были планы, конечно. Но я готов. Почему нет? Так давно не виделись. Я…
– Вот и добре. Добре, – густо забасил он. – Добре. Добре. – Борис Андреевич улыбнулся, снова со свистом вздохнул, выпрямил спину, оперся на стол, поднялся. – А не видались давно. Это правда. Лет пять или шесть уже прошло, как ты родителей отсюда увез. Больше ты и не появлялся. – Он медленно повернулся к холодильнику, достал чуть початую бутылку «Гжелки», зацепил на шкафу две рюмки. – Вот, говорят, кухня маленькая – плохо. Чего плохо? Все под руками. – Борис Андреевич развернулся к столу, его снова чуть согнуло. Придерживая ногой открытую дверцу холодильника, он поставил бутылку и рюмки на стол. – Доску, вон лежит у раковины, и нож возьми. – Борис Андреевич снова повернулся к холодильнику. – Вилки еще там.