Журналист для Брежнева или смертельные игры
Шрифт:
– Ну, не только! – сказал ей на это Долго-Сабуров. – Смотри! Девятизарядный! Игрушка!
– А мне? – тут же воскликнула Наташа.
– Тебе ни к чему. У Старика есть «Калашников», у Бориса «тэтэшник», как-нибудь тебя защитим.
Светлов переглянулся с капитаном Ласкиным, потом со мной. Нахмурился, взял микрофон радиосвязи, сказал следовавшим за нами «Волгам»:
– Внимание! Всем одеть пуленепробиваемые жилеты и приготовить оружие. Возможна перестрелка.
– А может подождать, пока они любовью займутся, товарищ подполковник?
– откликнулись из одной машины.
– Юмор отставить. – Вслед за этим Светлов переключился
– А людей тебе еще нужно? – спросил Дежурный по Москве полковник Серебрянников, старый милицейский волк.
– Спасибо. Обойдемся. У меня восемь стволов, у них два. Справимся.
– Все-таки желательно оружие не применять.
– Это я знаю.
– На всякий случай я сейчас подниму вертолет.
– Это ни к чему, товарищ полковник, это их может спугнуть.
– Вертолет будет гаишный. Гаишные давно летают над Окружной дорогой, все водители привыкли.
– Ладно, только пусть не снижаются без моей команды.
– Я перевожу вас на ежеминутный доклад…
Теперь операция вступила в самую острую фазу, и я представил, как там, в Дежурной части все свободные от других дел собрались в зале Дежурного по Москве, у пульта связи. Уже из ближайшей к нам больницы выезжает бригада «скорой помощи», а на аэродроме в Домодедово в вертолет Госавтоинспекции садятся вооруженные оперативники. Светлов должен ежеминутно докладывать Дежурному о ходе операции. Четверо сидевших в «ремонтном» «рафике» оперативника уже надели пуленепробиваемые жилеты и сняли пистолеты с предохранителей. Один из них протянул пару таких же жилетов мне и Светлову, и мы молча стали надевать их.
Все было по-рабочему – деловито, почти буднично, хотя в ближайшее время каждый мог отправиться на тот свет или на больничную койку в Склифосовского. И все это происходило под веселенькую французскую песенку, которую мы слышали из синего «Жигуленка», двигавшегося далеко впереди по подсыхающему шоссе. Я взглянул на часы. Было шесть двадцать. Голос Дежурного по городу полковника Серебрянникова сообщил:
– Марат, «скорая помощь» идет к вам из соседней больницы, будет минуты через три-четыре в вашем распоряжении. Вертолет ГАИ взлетит через минуту. Оба у меня на связи. Доложите обстановку.
– Все нормально, товарищ полковник, – доложил Светлов. – Продолжаю вести объект, подхожу к окружной дороге, объект приближается к посту ГАИ на выезде из города… – И вдруг этот же спокойный Светлов закричал матом:
– Е… твою мать! Что он делает?!
– Что там, Марат? – тревожно спросил Серебрянников.
– Гаишник сраный остановил мой объект! Сережа, срочно дай команду Гаи, – пусть его отпустят! Ласкин, тормози!
Ласкин дал отмашку двум следовавшим за нами «Волгам», и мы табунчиком причалили к тротуару в ожидании событий. Там, впереди, у гаишной будки произошло непредвиденное: дежурный капитан ГАИ, стоявший у бровки шоссе, жезлом остановил машину Долго-Сабурова, лениво подошел к «Жигуленку» и мы услышали стандартный разговор офицера ГАИ с водителем:
– Превышаем, товарищ водитель.
– Никак
– Да дай ты ему трояк, – почти шепотом сказала Наташа.
– А сюда посмотри, – сказал голос капитана, и видимо, капитан показал Долго-Сабурову оптический аппарат для фиксирования скорости движущегося автомобиля. – Ваша скорость – 54, а положено – пятьдесят. Штраф сразу будем платить или акт составим?
– Сразу! – мгновенно согласился Долго-Сабуров.
– Дай ему червонец, – шепотом приказала Наташа.
– Я даю, даю, спокойно, – так же негромко ответил ей голос Долго-Сабурова. – Прошу, товарищ капитан.
– Документики, – сказал голос капитана ГАИ.
– Ну зачем же документики, товарищ капитан? Мы спешим, ей-Богу! Вот десяточка, и квитанцию не надо и сдачи.
– Документики! – уже жестче сказал голос капитана ГАИ.
– Е… твою мать! – аж хряпнул кулаком по сиденью Светлов. – Да возьми ты взятку, паскуда! Возьми взятку! – И закричал в микрофон Дежурному по городу: – Товарищ полковник! Да что же там?! Сергей! Пусть ему прикажут взять взятку и отпустить!
– Ему уже звонят на пункт, – сообщил полковник Серебрянников. – Сейчас уладим.
– Да ни хрена ему еще не звонят! Звонили – он бы слышал!
– Живенько, документики! – требовательно сказал Долго-Сабурову голос капитана ГАИ. – У меня телефон звонит. Или нет документов?
– Ну что вы, товарищ капитан? Вот, пожалуйста. Просто мы спешим, взяли бы десяточку.
– Десяточку тоже возьмем, товарищ… как фамилия? Долго-Сабуров? Интересно. Долго-Сабуров Герман Веньяминович. Интересно. Подъедьте сюда, к бровочке, на площадочку, товарищ Долго-Сабуров. Сейчас мой напарник подскочит, проедите с ним в четвертое отделение, там с вами поговорить хотят… Ну иду, иду, – произнес он, видимо, в сторону своей будки, где трезвонил телефон, и приказал Долго-Сабурову: – Живо, живо, на площадочку!
– Еду…
Мы увидели, что «Жигуленок» медленно покатил вбок, к штрафной площадке, а фигура капитана двинулась к будке ГАИ.
– Все! – сказал в «Жигуленке» голос Наташи. – Влипли!
– Спокойно, – ответил ей голос Долго-Сабурова. – Не смотри назад. Я вижу его в зеркало.
– Ну и что ты будешь делать? Поедешь в четвертое отделение? Ведь это уже неспроста…
– Никуда я не поеду. Спокойно.
Теперь мы – издали, а Долго-Сабуров вблизи следили за каждым шагом капитана ГАИ, двигавшегося к гаишной будке. Ничто нельзя было изменить в этой ситуации. Службист-гаишник запомнил утренний сигнал о розыске Долго-Сабурова, эта непростая фамилия запала ему в память, а подробности следующего приказа – не задерживать, а только сообщить о появлении – из этой головы улетучились в течение долгого рабочего дня, затерялись среди других приказаний, распоряжений и прочей суеты. Кому предъявлять претензии? Сейчас все зависело от Бога и Долго-Сабурова. В ту секунду, когда капитан оказался на крыльце гаишной будки спиной к «Жигуленку», машина Долго-Сабурова тихонько тронулась вперед. Но, видимо, капитан или почувствовал, или услышал что-то неладное, он повернулся к удирающему «Жигуленку», прокричал что-то. Еще б полминуты, пятнадцать секунд, и после телефонного разговора он бы и сам отпустил Долго-Сабурова, сорвав с него по приказу начальства двадцать пять или даже пятьдесят рублей, и для всех нас все обернулось бы совершенно иначе, но…