Жюльетта
Шрифт:
Рассуждения нашего гостя прервала служанка, сообщившая о том, что внизу ждет убого одетая женщина, которая очень хочет поговорить с синьором Корнаро.
– Веди ее сюда, – поспешно сказала я, опередив венецианца.
Женщины, окружавшие стол, тотчас поднялись с колен, чтобы освободить место для новой сцены, и присоединились к пятидесяти наложницам, которые, стоя на помостах, выставляли напоказ свои обнаженные зады.
В следующую минуту робко вошла беременная женщина лет тридцати, прелестная как Венера, в сопровождении четверых детей – двух мальчиков и двух девочек.
– О, господин мой! – вскричала она,
Как я уже сказала, женщина эта была восхитительна; ее поношенное платье, ее беременность, исходившее от неё очарование, трогательный вид ее детей, залитые слезами лица несчастного семейства – все это произвело настолько сильное впечатление на нашего распутника и настолько разожгло его порочную похоть, что я испугалась, как бы он не извергнулся при малейшем прикосновении. Однако он взял себя в руки, предвкушая, очевидно, волнующее и пикантное продолжение этой сцены, и увел меня в соседнюю комнату, куда следом препроводили просительницу со всеми чадами.
И вот там жестокость каннибала проявилась во всей своей красе. Он пришел в неистовство, его бессвязная речь выдавала чувства, бушевавшие в его душе: он заикался, бормотал какие-то непристойности, выкрикивал богохульные ругательства, на его губах пузырилась пена, и вид его был ужасен. В те минуты он был бы великолепной моделью для художника, который вознамерился бы написать портрет одного из самых отвратительных чудовищ, порожденных Природой.
– Ну что ж, сука, – процедил он сквозь зубы, – я облегчу твои страдания; сейчас мы устроим тебе роды. Раздевайся поживее... все, все снимай с себя, первым делом оголи ягодицы... Мой член твердеет, Жюльетта, смотри, как он твердеет... потри мне яйца спиртом, а потом помоги этой твари раздеться...
С этими словами он нанес страшный удар в лицо бедняжки, которая отлетела на несколько метров; потом, не спуская с неё безумных глаз, он грубо схватил меня за заднюю часть, я увернулась, испугавшись, как бы злодей не сделал меня объектом своей ярости, и стала поспешно срывать последние тряпки с лежавшей на полу женщины с окровавленным лицом. Но, наклонившись над ней, я неосторожно выставила свой зад, и Корнаро без промедления овладел им.
– Раздевай ее скорее, – рычал он, – скорее, говорю тебе; задуши ее, если будет сопротивляться; разве ты не чувствуешь мою эрекцию?
Когда мать обнажилась, распутник оставил меня в покое, плюнул ей в лицо и в мгновение ока сам сорвал одежду со всех четверых детей, после чего с яростью набросился на детские ягодицы. Потом приказал мне опалить горящей свечой материнский зад и потребовал розги.
Мы вместе уложили детей штабелем на вздувшийся живот матери; он несколько мгновений любовался этой пирамидой, составленной из аппетитных прелестей, и с удивлением заметил, что бедность и лишения не нанесли ущерба цветущим формам несчастных созданий. Затем, перейдя от удивления; к озлоблению, взмахнул розгами и с невероятной быстротой начал пороть распростертые перед ним белоснежные ягодицы и круглый, обтянутый нежной кожей живот беременной просительницы. Я ласкала его в продолжение экзекуции и чувствовала, как его чресла наполняются новыми силами. Он то и дело останавливался, несколько мгновений пожирая глазами кровавые следы своего зверства, вставлял член в мой зад, после трех-четырех движений выныривал из него и продолжал флагелляцию. Когда руки его устали, он опустился на колени и принялся осыпать ударами живот молодой матери, прильнув губами к окровавленным ягодицам детей.
– Друг мой, – с беспокойством заметила я, – вы вот-вот извергнетесь, я вижу это по вашим глазам: ещё немного, и эта сцена, хотя она и великолепна, лишит вас семени, после чего вы не сможете насладиться своими злодеяниями в полной мере, тем более что впереди нас ждут новые утехи.
– А что ещё ты можешь мне предложить? – спросил венецианец, взглянув на меня затуманенным взором.
– Пойдемте со мной, пусть эти создания придут в себя, а потом вы вернетесь и расправитесь с ними.
Я увела его в небольшую комнату, где Дюран с помощью Лау-ренции приготовила новую сцену, которую я сейчас вам опишу.
Эта комната была украшена наподобие тех храмов, где древние римляне праздновали свои сатурналии в старые добрые времена, и наш гость увидел девять сладострастных картин, составленных из живых людей.
Первая изображала красивого мужчину средних лет с вздыбленным членом, прижавшегося к заду юноши, которого ласкал маленький мальчик-педераст.
Во второй ласкали друг друга сорокалетняя женщина и две юных девушки.
В третьей мускулистый атлет совокуплялся сзади с прелестной знойной негритянкой и сосал влагалище не менее прелестной белокожей женщины.
Четвертая картина представляла молодую мать, которая порола свою дочь, и ее в свою очередь порол мрачного вида мужчина.
Рядом другой мужчина содомировал маленького теленка, то же самое проделывал с ним огромный пес.
Дальше отец избивал розгами собственную дочь, привязанную к столбу, и сам получал порку от красивой женщины.
Седьмая картина представляла собой группу из десяти девушек, облизывавших друг другу влагалище.
В восьмой десять юношей содомировали друг друга, образовав живое замкнутое кольцо.
Наконец последняя композиция состояла из нескольких мужчин, которые содомировали шлюх с дебильными или изъеденными сифилисом лицами и одновременно обсасывали влагалища дряхлых женщин, возрастом не менее шестидесяти лет, а маленькие дети целовали им задницы.
Посреди этого великолепия стояли две рослые матроны и держали за руку шестерых малолетних девочек, прелестных как херувимы, предназначенных в жертву нашему клиенту. Со всех сторон слышались негромкие крики и стоны то ли удовольствия, то ли боли, свист бичей и розог и хлесткие удары. Все присутствующие были обнажены, все являли собой образ грязной похоти в самых разных ее проявлениях. Лампы, в которых горело ароматное масло, создавали приятное освещение и распространяли по всей комнате возбуждающий, щекочущий ноздри запах; одним словом, Корнаро оказался в одном из самых величественных храмов, посвященных похоти.