Жженые карты
Шрифт:
С начала отправления из деревни ополчения миновал почти месяц. До границы оставались считанные километры, что не могло не вызвать радости. Они остановились в городке, где царила довольно мирная атмосфера – по крайней мере, по улицам не шествовали люди с автоматами наперевес. Все это поспособствовало новому этапу в развитии отношений с Мананой. Тогда все и случилось, в дешевой гостинице, в которой они нашли приют на пару ночей. Константин до сих пор помнил мягкость тела девушки, ее запах, горьковатый вкус сухих губ. Она стала для него всем, некой силой, что позволила ему переродиться вновь. Вспоминая минуты, когда смерть держала косу у его шеи, мужчина сожалел о том, что в его жизни не нашлось места для любимой женщины, семьи. Так почему не сейчас? Судьба даровала ему шанс, и он не хотел отказываться от него.
Однако поутру, поймав на себе выразительный взгляд Ираклия, Константин невольно задумался об обратным. Видимо, как он и боялся, звукоизоляция в гостинице не оправдала ожиданий.
Тем не менее мужчина не долго ходил с каменным выражением лица; он согласился, что его сестра уже взрослая девушка и сама способна выбирать. Но он взял с Константина обещание, что тот никогда не обидит Манану и будет защищать ее даже ценой собственной жизни.
Вскоре они добрались до цели. Небольшой военный лагерь, расположенный в поселке практически у самого берега моря стал для них конечной остановкой. Впервые за столько недель они могли вздохнуть с облегчением, радуясь мысли, что не придется коротать ночи на подушке из влажного мха или полуразрушенных развалинах. Их опознание не заняло много времени, а историю о побеге из плена солдаты проглотили, как аппетитную наживку.
Двое из их группы решили отправиться в родные города, но Константин никуда не спешил. Дома как такового у него не имелось, двухкомнатная квартира на данный момент напоминала, наверное, страшную покинутую обитель пустоты и пыли. Он переговорил с оставшимися членами их команды, после чего они обратились с просьбой остаться в лагере. Военные действия у побережья Черного моря закончились пару месяцев назад, однако часто приходилось иметь дело с одиночными вражескими группами. Рук не хватало, поэтому командование довольно скоро дало положительный ответ.
На протяжении нескольких недель они занимались зачисткой территорий и переправкой беженцев. Шум моря не покидал их ни на секунду. Манана нашла себе место в госпитале, помогая обессилевшим после долгого скитания гражданским или раненным военным. Жизнь текла своим чередом, не подбрасывая никаких феноменальных или обескураживающих событий до тех пор, пока Константин за полночь не вернулся после очередного патруля.
Мужчина нашел Манану рядом с казармами, она выглядела растерянной и немного напуганной, отчего и он невольно забеспокоился. Она не стала ходить вокруг да около, а слету сообщила, что носит под сердцем его ребенка. Ее терзали сомнения на этот счет уже несколько дней, но проведя минувшим утром анализ, она подтвердила свои догадки. Девушка переживала, она в нервном напряжении смотрела на Константина, ища у него ответ, некую подсказку, что же ей – им – делать дальше?
Наверное, пауза в тот миг длилась дольше отведенного срока, но мужчина не мог поверить услышанным словам. Он уже давно поставил крест на личной жизни, полагая, что у него никогда не будет семьи. Как он мог отреагировать?
Он едва не заплакал от счастья. Крепко обняв Манану, Константин мысленно взмолился всем существующим богам с благодарностью. Неужели это действительно правда? Раз его ждал такой счастливый конец, то муки и страдания, пережитые им, сыграли свою роль в его жизненном пути.
Они поспешили рассказать об этом Ираклию, однако Константин испытал чувство дежавю, пожелав провалиться сквозь землю от убийственного взгляда друга. Однако мужчина поклялся, что как только представится возможность, он увезет Манану в Уфу, свой родной город, где они будут растить их ребенка. Такой расклад событий устроил их всех. Все обернулось как нельзя лучше. Все было хорошо.
Вот только на четвертом месяце Манану начали мучить боли. Местный врачи диагностировали аномально быстрое развитие плода, что обеспокоило всех. Медики ломали головы и разводили руками, однако Константин впервые подумал, что его еще не родившийся ребенок мог оказаться не даром, а проклятьем. Все трое уже успели подумать об этом, однако никто не осмелился сказать о том, что эксперименты, изменившие мужчину, могли также перестроить и ДНК ребенка. Каким же он был идиотом! Почему не подумал об этом прежде, чем окунаться в омут радости, как только представилась первая возможность? На кону стояла жизнь Мананы…
Но девушка не жаловалась, она сияла счастьем. Страх в ее взгляде не пропал, но его затмевала любовь: к нему, к ребенку. Константину оставалось дивиться ее силе воли и храбрости, а также поддерживать ее каждый день. По вечерам они сидели вместе, он гладил ее округлившийся живот, ощущая движение внутри, а она напевала приятную на слух колыбельную, слова которой Константин запомнил довольно быстро.
Шли недели, во время которых мужчина чувствовал себя циркачом, ступающему по канату, натянутому под потолком. Внешний вид Мананы не вызывал утешений: ее щеки впали, кожа побледнела, а приступы боли все чаще вынуждали ее глотать таблетки. Она заталкивала в себя пищу в небывалых количествах, но продолжала терять вес и силы. Константин от бессилия едва не бился головой о стену, ожидая того, что последует дальше.
Но вскоре девушка пошла на поправку. К ней вернулся здоровый цвет лица, она все чаще начала улыбаться и даже несколько раз изъявила желание прогуляться. Недомогание ушло, и на протяжении последующих дней Константин почувствовал себя самым счастливым человеком на земле. Пока однажды не проснулся ночью от душераздирающего крика.
На шум сбежались все врачи, диагностировав преждевременные роды. Они вытолкали Константина из палаты, несмотря на его желание остаться рядом с Мананой. Девушка махала руками и дергалась, словно пытаясь убежать от боли; сквозь стеклянную дверь он видел, как что-то шевелится в ее животе, рвется наружу. Его охватила паника, мужчина не мог отойти от двери, жадно вдыхая воздух и наблюдая за тем, как врачи успокаивали Манану. Они вкололи ей что-то, но лекарство не подействовало, а когда люди пытались удержать грузинку за руки и ноги, она с легкостью дикого зверя освобождалась. Голоса слились в один ком, но потом вдруг наступила тишина и незнакомцы в белых халатах разом отпрянули в стороны.
Тонкую кожу прорезало что-то черное и бугристое, кровь хлынула из пореза множеством багровых ручьев. Манана неистово кричала, звук ее голоса казался оглушительным до того момента, пока палата не содрогнулась от плача. Детского плача.
Выбравшись из чрева матери, младенец бултыхался в околоплодной жидкости и издавал звуки, которые не могли присниться и в страшном сне. Его крупное тельце, покрытое красной слизью и черными наростами, дергалось и пыталось вытянуть себя из матери, которая в немом шоке смотрела в потолок. Невозможно догадаться, мертва она или еще цеплялась за жизнь.
Минутная заминка сменилась оживлением. Врачи, до этого растерянные, внезапно проявили себя профессионалами, которых готовили к подобной ситуации. Они действовали быстро и четко, извлекая ребенка из разорванного чрева. Казалось, их уже не интересовала мать малыша, никто не обратил на нее внимания, когда крохотное тельце закутали в пеленки и уложили на каталку.
Константин в беспамятстве смотрел на погибшую Манану пустыми глазами, не в силах поверить в случившееся. Они же были так счастливы, жизнь подарила им второй шанс, ничто не предвещало беды. Почему это случилось с ней? С ним?