Зима Александры
Шрифт:
И, наконец, большие контейнеры. Это гостиные, которые предназначены для объединения людей. Здесь отец семейства сообщает, что принял решение поехать не в Италию навсегда, а в Калужскую область на десять дней – поохотиться. Он полон спокойствия, поскольку считает своё решение мудрым и своевременным. Более того – так оно и есть. И теперь даже Александра понимает это с полной ясностью и покорно соглашается с мужем. И, наверное, было бы в тему надеть чёрную паранджу и так изысканно склонить голову: «Да, мой господин». Александра злорадно рассмеялась и вытерла
Справа от дороги она увидела «Шоколадницу» и притормозила. «Вряд ли сейчас сработает, – подумала она. – Но ведь в детстве помогало».
В детстве от всех несчастий помогало мороженое. Мама готовила его сама, потому что в тех военных городках, по которым кочевала семья Александры, с мороженым было туго. И пока отец разрабатывал систему наведения для ракет с ядерными боеголовками, мама добела растирала желтки с мелким просеянным сахаром, добавляла негустых сливок, ставила кастрюлю на огонь и ждала, пока загустеет. Рецепт домашнего мороженого был взят ею из книги Елены Молоховец «Современной хозяйке». Иногда маленькая Саша от скуки листала её. Запомнилась одна фраза: «Чем чаще мороженое будет вымешено веселочкой, тем оно лучше». Саше нравилось, что вкус мороженого напрямую зависит от весёлочки – весёлой ложечки, что без этой ложечки никак. И когда она ела мамино мороженое, всякий раз ей становилось весело. Особенно хорошо действовало шоколадное.
– К сожалению, шоколадного нет, – рассеянно сказала официантка «Шоколадницы», почти девочка. – Ванильное. Клубничное. Фисташковое. Вам меню оставить?
– Мне кажется, мироздание надо мной издевается, – грустно улыбнулась Александра.
– Что? – вяло переспросила официантка, уже косясь на новых посетителей.
– Я, пожалуй, пойду.
– До свидания, – официантка равнодушно захлопнула меню и удалилась.
Ещё полминуты Александра созерцала пустой стол, на краю которого сиротливо стоял неровный веер салфеток, потом встала и неторопливо вышла на улицу. Снег подтаял и чавкал под ногами, сквозь грязную жижу проглядывал асфальт. В будущем он обещал весну, но была только середина декабря.
В выходные Аня могла позволить себе не вставать по будильнику, но в течение недели организм так чётко настраивался на ранний подъём, что поспать не удавалось. В субботу в семь утра Аня резко открыла глаза, вскочила с кровати и зажгла настольную лампу. На естественное освещение в такую рань рассчитывать не приходилось. С соседней кровати раздалось недовольное бормотание. Егор, чуть отодрав лохматую голову от подушки, призвал Аню поиметь совесть и дать людям выспаться.
– Выключи прожектор, – пробубнил он, тычась в Алёнину шею.
Аня накинула на лампу полотенце и почти с материнской нежностью посмотрела на кровать Алёны и Егора. Они были как два разнополых волнистых попугайчика, которые жили на одной жёрдочке, кормились из одной миски и жались друг к другу, когда темно и холодно. Милые, но бестолковые. Кажется, хороший секс давал им так много, что от мира больше ничего не требовалось. Алёна всё реже появлялась в университете, а Егор совсем забросил свой роман про мафию, которая ворует время. Раньше он читал им новые главы почти каждую неделю. Теперь говорит, что у него пробуксовка, не заладилась композиция: роман разросся второстепенными линиями, и за ними совсем не видно сути.
А суть, по мнению Ани, была в том, что главный представитель мафии, которая ворует время, – это Алёна с её точёной фигуркой и безупречной молочной кожей. Интересно, Елена, из-за которой началась Троянская война, была похожа на Алёну? Ведь Гомер её толком не описал, просто сказал: «войны достойна». Елена была самой прекрасной из женщин, даже богини завидовали ей. Наверное, Алёна понравилась бы Александре Геннадьевне. Она бы сказала про неё что-то вроде «породистая девушка, такую красоту во что ни упакуй, будет шедевр».
Про Аню так не скажешь. Аня попыталась представить, что Александра Геннадьевна думает о её внешности: «субтильная, но простоватая», «слишком обыкновенная, хотя особых изъянов нет», «бесцветная, неприметная, тусклая». Аня и сама понимала, что почти не привлекает внимания. Не яркая, не броская, не умеет себя подать.
Аня встала с кровати, в полутьме задела край письменного стола и опрокинула стакан с канцелярскими принадлежностями. Карандаши, ручки и маркеры с треском покатились по полу.
– Сорри, народ, – засмеялась Аня, извиняясь сразу перед всеми обитателями комнаты.
– Ань, ты охренела? – промычала Алёна.
– Всё? Выспались? – раздался из дальнего угла Верин голос. – Подъем! Аня решила, что ей скучно не спать одной! Да, Ань?
– Типа того, – слегка огрызнулась Аня. – Можно я свет включу, а то ничего не видно?
– Свет? Не вопрос. И музыку не забудь, – продолжала стебаться Вера. – А то ведь ещё в соседних комнатах есть такие негодяи, которые решили поспать в выходные дни.
«Вряд ли из-за Веры началась бы Троянская война, – подумала Аня. – Она, конечно, умная, с ней интересно, много знает, но слишком жёсткая что ли… Опять же полный отказ от косметики – это слишком радикально».
Вера шустро надела тапки и, пока Аня собирала карандаши и обдумывала её женственность, юркнула в ванную.
– Ну всё. Это на полчаса, – разочарованно протянула Аня.
– Потому что неправильно ты, дядя Фёдор, бутерброд ешь, – откликнулся Егор. – Надо сначала единолично принять душ и потратить весь оставшийся шампунь, а потом банки с карандашами швырять.
– Егор, хватит уже Аню этим шампунем попрекать, сто лет прошло, – вступилась Алёна.
Аня подняла последний маркер и водрузила банку на стол. В ванной зашумела вода. В сером корпусе напротив начали активироваться жёлтые окна. Егор выбрался из-под одеяла и босиком прошлёпал до холодильника.
– Даже не знаю, что выбрать, – в задумчивости сказал он, рассматривая пустые полки.
– Ну давайте сбросимся, – предложила Аня.
– С крыши? – хохотнул Егор.
– Даже сырков нет? – погрустнела Алёна.