Зима Александры
Шрифт:
– Ну что ты зависла над тарелкой? Кому говорю – обгложи кость! – грубый мамин голос заставил Аню очнуться. Она взяла блюдце, аккуратно отделила мясо от кости и, нарезая небольшими кусочками, съела.
– Я тебе говорю, погложи. Там ещё много мяса, – настаивала мать.
– Мам, не хочу больше.
– Анька, собаке такую кость жирно будет. Давай я доем.
Мама сноровисто подхватила кость и начала её обсасывать, по-звериному задирая верхнюю губу и демонстрируя десну и зубы. Аня изо всех сил пыталась побороть отвращение, но от материнского взгляда не укрылось брезгливое выражение на лице дочери.
– Ну что ты губы поджала? Мы тебе не чета теперь? Раньше ты такой не была. Теперь небось
Аня отстранённо наблюдала за мамой. Ей казалось, что идёт какой-то спектакль. И что всё сказанное не имеет к ней никакого отношения. Похоже, мама была с ней незнакома.
Родители никогда не были в Москве. Аня пыталась пару раз пригласить, но они отмахивались. Аргумент был железный: на кой она сдалась нам эта Москва? Дочь не уговаривала. Она и сама с трудом представляла родню в столичных декорациях. Одной долгой неловкостью обернулся бы этот приезд. Хотя к другим студентам на первом курсе родители приезжали регулярно: делали в общаге ремонты, знакомились с соседями, водили своих детей по магазинам, парикмахерским, поликлиникам – в зависимости от запущенности чада. Аня не завидовала. Даже кичилась своим «сиротством». Но когда в метро у неё украли рюкзак с деньгами, телефоном и почти написанной курсовой, долго плакала. И ещё однажды расплакалась, гуляя по центру. Огромные чёрные внедорожники и великолепные витрины магазинов словно издевались над ней. В джинсах и ветровке из секонд-хенда, с дурацкой чёлкой она казалась сама себе ничтожеством. Вот тогда бы очень пригодились мама и папа. Но пришлось обойтись. Чтобы купить новый рюкзак и телефон, устроилась работать в Макдональдс. Чтобы не выглядеть лохушкой с периферии, отрастила чёлку и убрала в хвост.
– Дочь! Дочь! – раздался дикий рёв со стороны спальни. Аня вздрогнула. Отец одержимо долбился в дверь и грозился её выломать.
Косяк трусливо скрипел, ручка дёргалась в припадке. Мама охнула и, пока не произошла порча имущества, побежала открывать. Не без поддержки стен отец добрался до кухни и, как в раме, замер в дверном проёме. Тоскливо запахло немытым телом.
– Дочь ты мне или не дочь? – задумчиво спросил он, глядя вокруг помутившимся взором.
– Ты прям Гамлет. Как дела? – Аня попыталась улыбнуться.
– Воды хочу, сдохнуть! – пробурчал отец и рухнул, как подкошенный, на стул. – Глотку дерёт. Что-то съел не то. Мать твоя отравила. Я ей надоел.
– Не бреши ты, – огрызнулась жена. – Дочь к тебе приехала. А ты! Стыдоба!
– Ань, ты слышишь, что она мелет? Вот дура! Я ж отец! Кровь! Ань, будь другом, принеси воды.
– Я сейчас сама принесу, – подскочила мама.
– Нет! Сиди, сказал. Пусть она принесёт! Хочу, чтобы дочь принесла отцу стакан воды!
– Анют, вот там, в ведёрке, – пролепетала мама и показала в сторону ветхого, замызганного рукомойника.
– Нет! – отец ударил по столу нетвёрдым кулаком. – Хочу ледяной. Пусть из колодца принесёт.
Мать растерянно бегала взглядом между мужем и дочерью.
– Анют, давай вместе на колодец сходим. Прогуляемся. Что с него взять? Он же совсем дурной от водки этой. Сама знаешь.
Мама поставила перед отцом тарелку щей, положила хлеб и виновато улыбнулась.
– Что за на хер? – заорал он и с грохотом сбросил тарелку на пол. – Я сдохну от твоих щей! Воды хочу!
Мать, охнув, бросилась подбирать осколки, одновременно бормоча, что это ничего, что сейчас чистенько будет. Рыжий кот метнулся подъедать гущу. Аня сидела, не шелохнувшись. Её начинало мутить от вида разметавшейся по полу желтоватой капустной гущи.
– Ты чё, дочь? Не поняла? – в упор, глядя на неё, спросил отец. – Я воды хочу. Принеси.
Аня обвела взглядом неопрятную комнату, посмотрела на красное, перекошенное злобой лицо отца и спокойно сказала:
– Нет.
– Говно! – отец вскочил, схватил её за шиворот и с силой тряхнул. – Ты кровь моя. Убью на хер!
Мать завизжала и бросилась на него. От неожиданности отец потерял равновесие, зашатался, выпустил Аню и, глухо стукнувшись головой о шкаф, висевший прямо над столом, повалился на пол. Лоб был рассечён. Из него сочилась кровь.
– Ань, да что ж это? Принцесса какая! Тебе трудно что ли за водой сходить? – взвыла мама и, склонившись над отцом, начала промокать рану грязным полотенцем.
Как во сне, Аня поднялась из-за стола, перешагнула через обмякшие ноги отца, нащупала в тёмном коридоре свой рюкзак, взяла в охапку куртку и вышла из дома. Под грозный лай пса без клички, одеваясь на ходу, она прошагала по двору, открыла калитку и двинулась по обочине в надежде на то, что до Омска ещё ходит какой-то транспорт. Осенний, стылый ветер дул в спину. Синхронно с Аней вдоль дороги летели катуны. Она накинула капюшон, отороченный клочковатым искусственным мехом и, глядя на красивые сухие клубы, прикинула, хватит ли денег на гостиницу и еду. Было только первое ноября, обратный рейс – четвёртого, значит, три ночи нужно как-то перекантоваться.
Декабрь
К началу декабря Андрей окончательно понял, что не хочет переезжать в Италию. Во-первых, за последние недели мать сильно сдала – не за горами было то время, когда за ней потребуется постоянный уход. Во-вторых, рубль неуклонно падал. И, в-третьих, в глубине души Андрей не хотел никаких перемен. Среди своих размышлений об эмиграции он иногда обнаруживал ещё что-то кроме расчёта. Это что-то было тёплое, надёжное, давнишнее. «А что? Я люблю свою страну, – думал он. – Я – патриот в конце концов. Автопром у нас, конечно, не фонтан, но в остальном мы кого хочешь за пояс заткнём. Где родился, там и пригодился».
Жизнь Андрея Игоревича была сделана, как хороший сруб. Он владел большой управляющей компанией, шикарной квартирой. Рядом – любимая жена. Саша, правда, вбила себе в голову эту дурацкую идею насчёт эмиграции, но ничего – пострадает и забудет. Разве ей плохо? У неё всё есть. Он регулярно проверяет банковский счёт жены и следит, чтобы деньги на нём никогда не кончались. Наверное, Саша даже не задумывается, откуда они берутся. Пиу-пиу. Карточка пополнилась. Пиу-пиу. Ещё.
Андрей был прав. Александра вправду не задумывалась, откуда у них берутся деньги. И, надо сказать, «пиу-пиу» даже не слышала. Она давно отключила все уведомления, чтобы не раздражаться из-за неприятных звуков. Денежный вопрос волновал её только в тех случаях, когда дети, которые жили в Питере, выходили из бюджета и просили маму похлопотать за них перед папой. Как, например, месяц назад, когда она, наивная, ещё верила в эмиграцию.
Теперь Александре стало окончательно ясно, что от родины никуда не деться. Андрей пока молчит, не говорит ничего определённого, но вчера она случайно услышала, как он договаривается с друзьями об аренде охотничьего домика на лето. В Калужской области.
«А что? – говорил Андрей в трубку, не зная, что Александра уже вернулась из школы. – Там берёзовая роща, озеро, конюшня. И цены ниже московских».
Чтобы не смущать мужа, Александра вышла из квартиры, покурила и вернулась, когда разговор о калужских достопримечательностях уже подходил к концу. Нарочно громко хлопнула дверью. Нарочно громко позвала кошку. Нарочно заглянула в библиотеку: «О! Привет, Андрей. Как дела?» Александра понимала, что от решения этого мужчины зависит всё и что решение принято. Внутри неё клокотало возмущение, но она сдержалась ради маленького, изящного эксперимента. Интересно, когда и как Андрей сообщит ей, что они остаются.