Зима в горах
Шрифт:
Он не спускал с Дженни глаз. Роджер придвинулся ближе. Когда Айво разговаривал с женщиной, тут было чему поучиться.
— Что-то свыше? — холодно переспросила Дженни.
— Ведь это разрешает нашу проблему, — сказал Айво. — Теперь вопрос только в том, сумеем ли мы уговорить вас подняться в восемь часов утра.
— А это так уж нужно? — спросила Дженни.
— Это очень нужно. Но мы не хотим требовать невозможного. Далеко ли отсюда будете вы завтра в восемь часов утра?
— Я буду у Роджера, — сказала Дженни.
Говоря это, она
Айво был слишком умен, чтобы не понять этого, и сразу перешел в прямую атаку.
— Отлично. Тогда примерно без десяти восемь я заеду за вами на грузовике, И за вами тоже, Роджер.
Роджер молча кивнул.
— Надеюсь, вы к тому времени уже проснетесь, — не удержался Айво.
— Я проснусь, Айво. Вот уже три месяца, как я проделываю это изо дня в день каждое утро. Не думаете же вы, что теперь я могу подложить вам свинью?
Айво покорно принял заслуженный укор. Поначалу он долго не доверял Роджеру, даже предостерегал против него, и теперь Роджер в свою очередь имел право слегка его уколоть.
— Нет, конечно. Значит, план таков. Около восьми часов утра мы сажаем вас в грузовик, заблаговременно спускаемся вниз — так, чтобы не напороться на этого говнюка, прошу прощения, миссис Джонс, на этого бандита, — и занимаем удобную позицию где-нибудь на полпути, у остановки автобуса.
Он умолк, и в наступившей тишине Дженни спросила:
— Я жду, когда вы мне объясните, почему вам кажется, что меня послало сюда само провидение.
— Именно это я и собирался сделать, — сказал Айво. — Я сказал „у остановки автобуса“, но, конечно, имел в виду просто такое место, где, как повелось, обычно собираются пассажиры. На сельских дорогах не существует постоянных автобусных остановок. Там просто неширокий перекресток, от шоссе ответвляется проселок, и на проселке пять-шесть домов. Место холмистое, шоссе в ложбине, будет где укрыться. Я хочу сказать — тем из нас, чей вид может насторожить шофера, если он окажется из местных.
— Понимаю. Значит, я стою и делаю знак шоферу, чтобы он меня посадил, а когда автобус остановится…
— А когда он остановится, — удовлетворенно улыбаясь в предвосхищении этой минуты, сказал Айво, — тогда мы все выскакиваем и забираемся в него вместе с вами. Я, Гэрет, Роджер. Мы не делаем ничего — объясняем, куда нам надо, оплачиваем проезд, если шофер этого потребует. Ему уже, конечно, будет не по себе, но поделать он ничего не сможет.
— Вы, я и Гэрет, — повторил Роджер. — А Гито? Что же он?
— Что будет делать Гито, — сказал Айво, это уже акт второй нашего маленького сюрприза. Пожалуй, пока я лучше об этом умолчу.
— А почему, собственно, это лучше? — без обиняков спросила Дженни.
— Потому что, — невозмутимо ответил Айво, — сюрпризы только
Роджер готов был оставить последнее слово за Айво, дать ему положить заключительный штрих на эту нарисованную им картину. Ведь Айво так отдался этой своей затее, в то время как все помыслы Роджера были сейчас направлены на другое.
— Ну что ж, — сказал он, — если мы должны пораньше приниматься за дело, пора нам всем немножко отдохнуть.
Квадратная, массивная фигура Гито поднялась с кресла; одновременно с ним вскочил на ноги и Айво.
Гэрет, не промолвивший почти ни слова за весь вечер, казалось, вдруг почувствовал необходимость проявить себя в роли хозяина, пока гости еще не покинули его дом.
— Обождите, выпейте по чашке горячего чая на дорогу, — сказал он и проворно шагнул на своих ногах-коротышках к кухонной двери. — Чайник горячий. Закипит в одну минуту.
Роджер и Дженни начали было отказываться, приводить какие-то отговорки, но Гэрет почти прикрикнул на них сердито:
— В такую непогоду не годится уходить на пустой желудок!
И мать присоединила свой голос, сказав мягко:
— Подойдите, посидите со мной, голубка. Сюда, поближе к огню, поговорим немного.
— Охотно, — с готовностью отозвалась Дженни. Она подошла, присела на низенькую скамеечку возле кресла матери, и между ними завязался разговор о том о сем. До Роджера стали долетать случайные обрывки фраз, частицы доверительной беседы; два приглушенных женских голоса деловито плели словесную вязь, ограждающую маленький женский мирок от неуклюжего вторжения мужчин.
Гэрет, в точности сдержав слово, почти тут же принес из кухни кружки с крепким чаем. Когда он начал обносить чаем гостей, мать внезапно поглядела куда-то вверх своими незрячими глазами и воскликнула по-валлийски:
„Гэрет, чуешь, — пахнет фиалками!“
„Ты уверена?“ — помедлив, спросил Гэрет.
„Не сойти мне с этого места“, — сказала мать.
„Что она имеет в виду? — спросил Роджер. — Какие фиалки?“
Ответ он получил от Гито.
„Наши старики, живущие по стародавним обычаям, — сказал он, — чувствуют приближение снегопада. Они утверждают, что в воздухе при этом появляется запах фиалок“.
„А я, между прочим, как раз оставил заднюю дверь открытой“, — сказал Гэрет.
Все от волнения перешли на валлийский язык, только Айво не изменила выдержка, и он продолжал разговаривать на чистейшем английском (можно подумать, что ни капли валлийской крови не течет в его жилах, говорил про него Мэдог) и не спускал глаз с Дженни.
— Если начнется сильный снегопад, мисс Грейфилд, автобус не сможет курсировать. В этом случае наше мероприятие будет откладываться со дня на день, пока не наступит такой день, когда автобус выйдет на линию.