Зимние солдаты
Шрифт:
Когда Норма была на восьмом месяце беременности вторым ребенком, у ее матери в Калифорнии случился инсульт. Норма полетела к ней, чтобы быть рядом хотя бы для моральной поддержки. Но на ее самолете, на полпути, ночью загорелся один из двигателей, и они вернулись обратно. К тому времени, когда Норма прилетела к своим родителям, она сама уже нуждалась в медицинской поддержке и готова была родить в любую минуту. Поэтому я взял отпуск и полетел к ней, чтобы быть с ней рядом. После двух недель ожидания я вынужден был военным самолетом вернуться обратно.
А на другой день она родила нашего сына Кима. Он был рожден в госпитале базы ВВС в Риверсайд-Марч. И снова я не был с ней при родах. И мы оба в эмоциональном плане еще больше отодвинулись друг от друга.
Я стоял на кухне, а Норма сидела за столом, когда мы услышали по радио объявление о том, что под руководством генерала Мак-Артуро наши войска вошли в Корею. Норма начала плакать.
Вскоре я узнал о возможности для меня перейти на летную работу. Однако мне сказали, что в связи с особенностями того, что я делал сейчас, я не смогу находиться в зоне боевых действий, по крайней мере год, чтобы не было вероятности попасть в плен. Но я буду направлен на авианосец со сверхсекретными задачами, и моя тренировка на нем займет как минимум год.
Так я подал заявление с просьбой о переходе во вновь организуемую авиационную группу Тяжелых ударных сил ВМФ – первую группу, способную нести атомную бомбу, взлетая и садясь на авианосец. К моему удивлению и удовольствию, моя просьба была рассмотрена положительно, и я был принят.
Удивительно, что примерно в это же время мой русский коллега получил разрешение на участие в столь же секретных работах. Он готовился к научному проекту, связанному с созданием средств защиты от разрушения при вхождении в плотные слои атмосферы первой советской баллистической ракеты, способной перенести атомную бомбу через океан.
С атомной бомбой для города Кантон
Итак, для меня снова пришло время летать. Стране снова стали нужны военные летчики, и я снова стал одним из них.
Меня опять направили в школу, и опять в сверхсекретную. Это была школа по подготовке пилотов первых американских самолетов-бомбардировщиков, способных взлетать и садиться на авианосец с атомной бомбой.
Я кончил и эту школу, и скоро со своим самолетом и авианосцем оказался участником войны в Корее. Раз за разом взлетал я с этой бомбой и барражировал в определенных местах, готовый по условному сигналу, если Китай вступит в войну, долететь до города Кантон и сбросить атомную бомбу над центром его аэропорта. Но Бог миловал меня, этого не случилось, война кончилась, и я продолжал теперь летать в составе военно-морских сил США.
Так незаметно подошел 1957 год, Международный геофизический год, то есть год, когда твоя страна, Игорь, и моя страна, США, приняли активное участие в исследовании Антарктики, создали там свои научные станции. И, конечно, огромную роль в этих исследованиях сыграла авиация СССР и США. От США главную роль играла огромная организация под названием «Ви Икс 6», обеспечивавшая дальние полеты для нужд ВМФ на новых четырехмоторных самолетах «Геркулес» С-130, способных садиться не только на колеса, но и на лыжи. А я в то время уже летал на таких самолетах! Поэтому, когда было объявлено, что для участия в зимовках «Ви Икс 6» в Антарктиде требуются добровольцы, военные летчики, я тут же подал заявление и в 1958 году, тогда же, когда и ты, отправился зимовать туда.
Год в Антарктиде оказался очень длинным. И трудным…
Но пришел и ему конец, и я прилетел из Антарктиды в Новую Зеландию, а оттуда в США, в Калифорнию. Я позвонил Норме из Фриско, и, конечно, она скоро уже ждала меня на автостоянке. Ждала, как всегда.
Мы обняли друг друга и стояли так долго, молчали, прижавшись, вспоминая. Ведь место это было рядом с церковью летчиков, в которой мы когда-то венчались. Здесь мы и отметили годовщину этого события, одни, прежде чем ехать к детям. Только через несколько дней я признался Норме, как страшно мне вдруг стало летать после того, как несколько раз подряд «звоночек» очень близкой смертельной опасности прозвучал совсем рядом, там, в Антарктиде.
В качестве награды за добровольное участие в зимовке в Антарктике Нэви позволял окончившему зимовку участвовать в выборе следующего места службы, удовлетворяя обычно его желание. Я выбрал таким местом Японию. Но оказалось, что там в это время были места для жизни только офицеров без семей, семьи же должны были ждать, пока не будут построены соответствующие помещения. Для меня, разлученного с семьей в течение тринадцати месяцев, это было уже слишком, и я отказался. Я попросил изменить место будущей службы и получил назначение в штаб флота на Гавайях. Снова мы упаковывали вещи и плыли куда-то, но в этот раз все окончилось месяцем жизни в Гонолулу в отеле, рядом со знаменитым пляжем Вайкики-Бич. К этому было не так уж трудно привыкнуть после Антарктики. В конце концов, мы нашли дом, который можно было купить, а место моей работы называлось примерно так: «Флагманский секретарь при штабе». Мы устроили детей в школу и занялись превращением нашего «дома по названию» в реальный дом, где было бы приятно жить. Для этого пришлось сделать многое, в том числе полностью изменить ландшафт участка земли перед домом. Мы засадили его тропической растительностью: банановыми деревьями, рапайями, сахарным тростником. Попробовали даже посадить молодые кокосовые деревья, выкопав их из мест, где у них было мало корней. Они росли там, где был лишь тонкий слой почвы, а ниже – непроницаемый для корней слой кораллов. Нам пришлось перевозить дерево за деревом на грузовике так, чтобы корни дерева лежали в кузове, а крона размещалась и укреплялась на специальном прицепе…
Но скоро я нашел себя уже на острове Мидуэй, где мне пришлось выяснять причину гибели четырехмоторного разведывательного самолета вместе со всем экипажем. Комиссия по расследованию была создана сразу после катастрофы. Было много и других комиссий и комитетов, помимо обычной повседневной административной работы, в которых я должен был принимать участие. Но моим основным делом было проведение раз в два месяца проверок боевой готовности на всех авианосцах, уплывающих или готовящихся к отплытию в западную часть Тихого океана. Я участвовал ранее, еще во время войны в Корее, в первых таких инспекциях тяжелых боевых самолетов, базировавшихся на авианосцах. Поэтому моей задачей было определение готовности, со всех возможных точек зрения, экипажей эскадрилий таких, теперь уже двухмоторных, самолетов для проведения операций продолжительностью до нескольких дней.
Все аспекты: знакомство экипажей с разведданными, планирование операций, установка на самолеты соответствующего оружия, подготовка самого самолета, подготовка к радиолокационному фотографированию, создание навигационных карт полетов, моделирование бомбовых ударов, управление самолетом – тщательно проверялись и документировались. Все это иногда занимало много часов работы в помещениях, где находились экипажи в полной боевой готовности, на капитанском мостике и на летной палубе. Я участвовал в инспекциях на ядерных авианосцах, где размещались эскадрильи тяжелых самолетов. Обследовал все такие авианосцы, включая «Рейнджер», «Лексингтон», «Корал Си», «Хэнкок», «Мидуэй», «Орискани», «Бон Омм Ричард», «Китти Хоук», «Тикондерога» и «Констеллейшн». По мере того как конфликт во Вьетнаме становился все более горячим, такие инспекции становились все важнее. Тогда же я был повышен в чине и стал коммандером.
В свободное время я занимался теннисом и гольфом. Вступив в клуб аквалангистов при Военно-морской школе аквалангистов Пирл-Харбора, я получил довольно основательную подготовку. Ее кульминацией явилось плавание в открытом океане на полмили, то есть в 2 раза дальше расстояния между плавучими буями в море перед Вайкики. Мой друг, инструктор и моя жена сидели на пляже, в то время как двое из нас сдавали этот экзамен, и они все сидели и сидели, а мы все плыли и плыли. Только через 3 или 4 часа, вернувшись совсем без сил, мы выяснили, что выбрали неправильную пару буев.