Зимняя сказка
Шрифт:
— Да плевать ей было на то, как ты себя ведешь и какая ты! — осерчал на эту наивность граф. — Ее не заботило, что ты милая, добрая, образованная и нежная девушка. Ее интересовало исключительно наследство и титул, которые перешли бы к ней после твоей смерти!
— Вы правда так думаете? — спросила Маргарет, несколько успокаиваясь.
— Конечно. Ты пригрела змею у себя на груди. Мне очень жаль, — граф нахмурился, не зная, как утешить девушку. — Она повсюду ездила за тобой, поскольку проклятие, привязанное к кулону, могло ослабеть и дать тебе выздороветь, а затем ей пришлось бы все начинать сначала и терять время, коего у нее было не слишком много.
— Я
— О, простите меня, — Элжерон вздрогнул, приходя в себя. — В пылу я пересек некоторые границы и наговорил лишнего, поведя себя неучтиво. — Он разжал руки, отпуская девушку и поднялся, помогая ей также встать на ноги. — Надеюсь, я не оскорбил Вас своей резкостью, — с сожалением добавил граф.
— Нет, что Вы, отнюдь, — ответила Маргарет с легкой улыбкой, в которой, впрочем, Элжерон услышал разочарование.
— Что ж, в таком случае я бы предложил Вам подняться наверх и отдохнуть после всего, что здесь произошло. — Элжерон окинул взглядом руины, оставшиеся от зала. — Мне же предстоит много работы по восстановлению повреждений, — обреченно вздохнул он, имея в виду не только обрушившиеся стены.
Глава 19
Гостиная мягко прогревалась уютным камином, что похрустывал тщательно наколотыми поленьями. Элжерон сидел рядом с ним в кресле, рассеянно глядя пустым взглядом на шахматную доску, на которой не стояло фигур, и слушал, как в отдалении, на втором этаже, стучали инструментами рабочие. Граф нанял их в Абердине, и по их словам, еще несколько дней — и стена будет восстановлена, и получится даже лучше, чем старая. От Элжерона требовалась лишь солнечная погода, или хотя бы отсутствие осадков на время строительства. Впрочем, пока что ему не пришлось применять свои силы. Погода стояла ясная и теплая. Весна развернулась в полную силу, словно кто-то распахнул двери ее клетки, и теперь она вволю могла танцевать на заснеженных лугах, стаптывая остатки зимы до самой земли и пробуждая жизнь.
За последние два дня произошло так много всего, что Элжерон никак не мог это воспринять. Отец Андрес прибыл настолько быстро после гибели Ариадны и Филиппины, словно стоял под дверями замка и дожидался подходящего момента, чтобы войти. И по его глазам можно было прочесть, что он готов возложить на графа грех убийства женщины. Будто она сам развалил ту злосчастную стену, чтобы она пренепременно упала прямо на нее. Видимо, это было из-за выражения лица Элжерона, ведь он все еще был шокирован, но не смертью Филиппины, а тем, что он сотворил собственными руками с бедной Ариадной.
К удивлению графа, и Маргарет, и вся прислуга встали на его сторону. Когда прибыла полиция, все в один голос заявили, что это был несчастный случай, а про Ариадну и вовсе никто не упоминал, будто ее и не было никогда. С одной стороны, Элжерон был рад понять, насколько много близких и дружных людей его окружало, но с другой, он ощутил себя преступником, а всех окружающих — соучастниками преступления, что покрывали его. Вновь и вновь на него накатывала волна стыда и отвращения к самому себе, он проигрывал в голове это событие и думал, думал, думал… Размышлял, не лучше было бы пожертвовать, в конце концов, собой в этой ситуации. И не стало ли произошедшее актом крайнего эгоизма. Ведь он всегда был болезненно альтруистичным, и его поступок пошатнул его отношение к самому себе.
Похороны прошли быстро. Маргарет отчего-то пожелала захоронить Филиппину на кладбище церкви отца Андреса,
Отец Андрес провел службу со всей старательностью на которую был способен, но по его глазам Элжерон видел, какое мнение он имел по поводу произошедшего. Кроме того, он заметил, как священник что-то нашептывал одному из полицейских, прибывших в замок, но судя по тому, как страж порядка кривился, его слова были для него лишены смысла. Да и никто не выдвинул ни одного обвинения в адрес графа, так что можно было считать, что происшествие не создало для него особых проблем.
Вернувшись с похорон, Элжерон сразу же отправился в жилище Ариадны. В одиночестве. Он никому не позволил идти с собой, и никому не сказал, куда он собрался. Едва войдя в ее дом, он залился слезами раскаяния. Здесь все еще стоял запах его владелицы. Эти травы у стен, дурацкий череп, из-за которого граф на мгновение задумался, надо ли его хоронить или нет, но в результате решил, что в этом нет нужды, остатки еды в котелке у очага.
Он обошел все три комнаты, тихо ведя беседу с Ариадной, прося у нее прощения, надеясь, что где бы она ни была, она бы его услышала. К сожалению, граф не нашел никаких книг, которые могли бы ему пригодиться. Элжерон застелил простую постель, покрытую мягкой сухой травой, и положил сверху остатки платья, что подобрал на полу танцевального зала. Ведь никто не должен был узнать, что у него была гостья, которая исчезла неизвестно куда. Элжерон аккуратно разложил платье, будто его собирались с минуты на минуту надеть, и, с трудом пройдя сквозь узкий лаз, запечатал его при помощи своих сил снаружи так, чтобы никто и никогда не смог его найти, скрыл под толстыми корнями деревьев, грудой камней и мягким зеленым мхом. Так он решил для себя, что создаст место упокоения Ариадны, ее гробницу. Ее подземный дом. Пристанище, в котором ее никогда не потревожат. Граф в последний раз проглотил слезы, попросил у дракона прощения — и вернулся в свой замок, где предпочел максимальное уединение.
Он избегал прислуги, почти не выходил из своего кабинета. Убийство, совершенное его руками, давило на него тяжелым гнетом, и он не знал, как скоро лечебное время поможет ему избавиться от этой тяжести на душе. Он решил просто подождать, а как будет пора — вновь заняться делами своих деревень. До тех пор у него не осталось ничего, что требовало бы его немедленного вмешательства.
Но главное — пришло время Маргарет уезжать…
В дверь гостиной настойчиво постучали и, не дожидаясь разрешения войти, распахнули ее.
— Сэр, вы не можете продолжать тут прятаться, — с укором в голосе произнесла Алиса.
— Я и… не прячусь, — отрешенно ответил Элжерон, взмахнув рукой и даже не повернувшись к своей горничной. — Если бы я хотел спрятаться… Я бы был в рабочем кабинете в подвале…
— Вы там были вчера.
— …или на чердаке у Франчески…
— А там Вы были позавчера с вечера и до самой ночи.
Элжерон рассеянно почесал макушку, не зная, что и ответить.
— Но теперь-то я в гостиной. Это довольно открытое место. С окнами. Без паутины.