Зимняя сказка
Шрифт:
— Ариадна, ты с ума сошла! — закричал граф. — Прошу, успокойся! Вернись в человеческую форму! Ты опасна в таком виде для окружающих и для себя!
— Ты ничтожество! — прорычала Ариадна. — Трусливый человечишка!
Она сделала несколько шагов к графу, и тот был вынужден отступить, толкая Маргарет на стену за камином, надеясь защитить ее от беснующегося зверя. Взгляд упал на каминную полку, на красный камень, инкрустированный в рукоять древнего меча.
— Ариадна, не усугубляй ситуацию! — крикнул Элжерон. — Ты еще можешь остановиться! Я прощу тебе эту чертову проломанную
— Ты! Ты смеешь угрожать мне?!
Дракон подняла голову и издала оглушающий рев, от которого задрожали стены. Маргарет не выдержала и закричала за спиной у Элжерона. Он понял, что обратного пути больше не было. Ариадна окончательно потеряла людской облик, и ничто теперь ее не остановит. Рука сама потянулась к стойке и схватила старый меч. Ариадна опустила голову и, раскрыв пасть, бросилась на графа. Тот обхватил рукоять тяжелого оружия двумя ладонями и зажмурился, выставив его перед собой. Он никогда не занимался фехтованием, а те немногие разы, что он держал в руках меч, были в детстве, когда он представлял себя благородным рыцарем, и это оружие было неотъемлемым атрибутом настоящего героя, такого, что был достоен защитить прекрасную принцессу от злого дракона. Элжерон почувствовал сильный толчок, отдавшийся ему в плечи. В лицо ему дохнуло горячее дыхание. На руки что-то потекло, и граф испуганно распахнул глаза, не веря увиденному.
— Нет… — выдохнул он.
Прямо перед ним была раззявленная драконья пасть, огромная, с неисчислимым количеством зубов. И его меч, пронзивший эту пасть насквозь, конец которого теперь блестел кровью где-то из макушки существа, чьи глаза тут же потухли, потеряв последние капли жизни. Дракон медленно завалился назад, и меч сам выскользнул из пасти. Пальцы Элжерона ослабли. Оружие выпало из них, со звоном упав на пол. Дракон с глухим стуком рухнул рядом. Его тело начало меняться, съеживаясь, уменьшаясь, теряя мелкие блестящие частицы, пока перед графом не осталась девушка, лежащая в луже крови. Элжерон упал рядом с ней на колени, чувствуя, как по щекам потекли слезы. Он осторожно приподнял ее за плечи, положив себе на колени.
— Прости меня… Прости, Ариадна. Я не хотел этого, — прорыдал Элжерон, прижимая к себе бездыханное тело. Внезапно оно начало расслаиваться, распадаясь на мелкие чешуйки, легче воздуха. Еще мгновение — и порыв ледяного ветра из пролома в стене одним дыханием развеял прах существа, оставив графу лишь пустоту в ладонях. Он прижал руки к глазам, оплакивая потерю, пожираемый изнутри чувством стыда и омерзения к самому себе. — Я убил ее… Как я мог, я ведь должен был сохранять жизнь, блюсти и воспевать ее… А я… я… Прости меня, Ариадна…
Ладоней Элжерона коснулись чьи-то теплые руки, и он услышал мягкий голос:
— Граф, взгляните на меня.
Он замотал головой, судорожно всхлипывая, оплакивая потерянную жизнь, отнятую его собственными руками.
— Элжерон, прошу, посмотрите на меня! — настаивал голос. Мужчина нехотя отнял ладони от лица и поднял покрасневшие глаза на Маргарет.
— Оставьте меня, — прошептал он, судорожно
— Нет, граф, выслушайте, — баронесса положила ладони ему на предплечья и чуть встряхнула. — Вы зря себя корите и убиваетесь. Вы победили! Вы победили огромное чудовище!
— Ты ничерта не понимаешь, Маргарет! — внезапно пришел в ярость Элжерон. — Нет победителей, если есть смерть! Не она была чудовищем, а я! Я монстр! Я… я убил, возможно, последнего дракона! Давным-давно не было слышно ничего об этих существах в других точках мира, и я… это моя вина…
— Вашей вины ни в чем нет! — возразила Маргарет, мягко касаясь ладонями его щек, ласково вытирая позорно льющиеся слезы. — Неужели Вы не видите, что Вы всего лишь защищали свою честь, меня, свой замок, в конце концов?
— Нет, нет, замок — это лишь материальное, что есть материальное по сравнению с жизнью, что я отнял… — скороговоркой пробормотал граф.
— Хорошо, коли так желаете найти крайнего, то вините во всем меня! — надменно произнесла баронесса, отнимая ладони от его лица. — Ведь если бы не я, если бы я не приехала в этот замок, не уговорила Вас помогать мне, в Вашей жизни ничего бы не изменилось, и Вы сейчас не сидели посреди руин, словно разрушенная тяжелым ударом статуя!
Элжерон глубоко вздохнул, пытаясь взять себя в руки.
— Негоже перекладывать ответственность за свои действия на других, выискивая возможные источники там, где их нет… — ровным голосом произнес он.
— Ах, граф! — всплеснула руками Маргарет. — В конце концов, Вы спасли две жизни ценой одной! Возможно, понимание этого Вас немного утешит.
— Не одной… — покачал головой Элжерон и указал на обломки стены, под которой виднелась часть платья Филиппины, и медленно растекалось пятно цвета выдержанного вина.
— Матушка! — в отчаянии воскликнула Маргарет и бросилась было к обломкам, но Элжерон успел поймать ее за руку и потянуть на себя, останавливая.
— Нет, стой, тебе нельзя туда сейчас, потолок может обвалиться, да и спасать там уже некого! — Элжерон настойчиво прижал к себе вырывающуюся девушку, не позволяя ей так глупо пожертвовать собой ради того, кого было не вернуть. И кто не был этого достоин.
— Но я должна! Матушка! Я должна помочь ей!
— Она не мать тебе! — рявкнул ей на ухо Элжерон, ощущая, как сожаление и муки совести сменяются праведным гневом. — Она лишь твоя мачеха, и это она наслала на тебя ту странную болезнь, от которой я тебя избавил! Она тебя прокляла! — Элжерон выдернул из кармана брюк остатки кулона и, открыв, ткнул его в руки Маргарет. — Узнаешь? — спросил он.
— Это же… мои волосы, до болезни, — растерянно произнесла девушка, вытаскивая спутанный локон. — И это ее кулон. Кулон, который подарил ей отец, и который она никогда не снимала. Но как же так? Почему она это сделала? — Маргарет подняла на Элжерона глаза, в которых стояли слезы непонимания и обиды. — Я ведь все для нее делала… Я поддерживала ее после смерти отца больше, чем она меня. Я старалась быть для нее идеальной дочерью, которой у нее никогда не было. А она… желала моей смерти? За что? — всхлипнула девушка.