Зимняя война. Дороги чужого севера
Шрифт:
– Это капитан, удачно мы его… Вытаскиваем бережно, обращаемся, как с мамой родной, все уяснили? Запомните, все, что было до текущего момента, – безмятежная прогулка, а теперь начинается самое сложное. Приказываю доставить этого тюленя в целости и сохранности…
Офицера финской армии потащили за воротник, сгибаясь в три погибели. Он пришел в себя, что-то промямлил, потом стал кашлять. Мечников кинулся к нему, закрыл рот ладонью. Кляп придумали быстро – оторвали капюшон, скомкали, утрамбовали в глотку. Карабаш даже шутку отпустил: скажите «а-а», больной. Пленного потащили дальше, вписываясь в изгибы траншеи. Как вовремя! По канаве, ведущей к отхожему месту, кто-то топал, беззаботно насвистывая. Бойцов даже злость охватила: так уверены в своей неуязвимости? А над душой, между прочим, целый полк завис! Траншея была уже почти рядом, до нее оставалось метров восемь, но Мечников
Товарищи за спиной озадаченно помалкивали. Мечников осторожно поднял голову. Вояка был один – значит, пронесло. Но скоро другие наткнутся на труп или хватятся пропавшего офицера… Он махнул рукой – ходу, служивые, выскользнув в проход, припустил влево. Отросток пулеметного гнезда – в трех шагах. Он ворвался туда. Уже собрался выдохнуть с облегчением, но не тут-то было – споткнулся о скрюченное тело в маскировочном халате, отпрыгнул, наступил на другое! Кто их тут разбросал?..
– Товарищ старший лейтенант, не обращайте внимания… – раздался тихий голос рядового Иванченко. – А что оставалось, товарищ старший лейтенант? – с какой-то обидой тянул боец. – Я сидел, ждал вас, вдруг эти двое полезли к брустверу. Меня не сразу заприметили, ну а когда это случилось… В общем, одного прикладом, второго ножом, потом опять первого прикладом… О, а вы с уловом, товарищ старший лейтенант! – воскликнул он, и даже в темноте было видно, как его рот растянулся в улыбке. – Офицера взяли? Так валим отсюда скорее!..
– Толик, ну ты и наделал… – прошипел Данилов. – После тебя ни пройти ни проехать… Товарищ старший лейтенант, может, еще повоюем? Мне что-то подсказывает, что их тут с гулькин нос осталось. До утра, глядишь, управимся…
– А ну заткнулись, шутники… – цыкнул на них Мечников. – Живо за бруствер ныряйте, только головы не поднимать. Через минуту такое начнется…
Иванченко первым перекатился за косогор. Мечников – за ним, обваливая мерзлую глину под животом. На бруствере буйствовал промозглый ветер, забирался за воротник. Вокруг валялись бревна, но пока они служили защитой. Никита схватил пленника за шиворот, разведчики совместными усилиями подали его наверх, и он поволок на себе упитанную тушу. Тот пришел в себя, что-то возмущенно мычал и озирался блуждающими глазами. Вернулся Иванченко – плотно сложенный курносый крепыш, помог справиться с тяжким грузом. Пленного стащили вниз, он продолжал мычанием выражать протест – пришлось двинуть по затылку, чтобы заткнулся.
– Вы бы нежнее, товарищ старший лейтенант, – забеспокоился Иванченко, – а то выбьете всю память из башки, будет на допросе ни бэ ни мэ…
Остальные тоже переползли. Теперь двое тянули пленника с одной стороны, двое подталкивали сзади. Пятнадцать метров открытого пространства, отчаянный риск, что изрешетят в упор, потом воронки, надолбы, уцелевшие и расколотые снарядами. Ориентир оставался на месте: перевернутая рогатка, утыканная кольями, один из элементов противопехотного заграждения. За ней в двух метрах начинался проход между минными полями. Разведчики выявили его в начале текущей ночи, прошли от начала до конца, удалили все препятствия. Зачем проход понадобился финнам, не совсем понятно. На случай контратаки – гнать обратно в Ленинград деморализованную Красную Армию? Нет уж, раз пришли, то пришли…
Люди скатились в воронку, но едва перевели дыхание, а Мечников уже теребит: всем наружу, ползти дальше. Обнаружат разведчиков в воронке – даже из окопов выходить не будут, гранату добросят, и все, даже своим офицером пожертвуют, все равно пропащая душа… Сиплое дыхание вырывалось из натруженных легких. Бойцы ползли вдоль противотанковых и противопехотных заграждений, по обрывкам колючей проволоки, режущим руки и животы. Валялись перевернутые надолбы – из них образовалась целая горка. А вот за ней таких укрытий больше не было –
– Как-то неправильно все, товарищ старший лейтенант… – прокряхтел Карабаш, гнездясь за гранитной глыбой. – Обратная дорога всегда короче, а у нас, наоборот, длиннее… Дальше не пойдем, что ли?
– Затаиться, и молчок, – приказал Никита. – Чую всеми фибрами, товарищи красноармейцы, что сейчас начнется…
Просто дико повезло, что не началось раньше! Три трупа, пропавший офицер – ослепли они там, что ли? Не успел он так подумать, как за спиной, во вражеском расположении, посыпались тревожные крики. Забегал народ. Прогремел выстрел – сигнал тревоги. Залязгали затворы пулеметов. Разведчики не подавали признаков жизни. Несложно сообразить, откуда ветер дует и где он сейчас! Неужели полезут через бруствер, будут прочесывать передний край? Вспыхнули прожекторы, забегали лучики пронзительного белого света. Они облизывали извивы колючей проволоки, прочие «чудеса» финской инженерной мысли, воронки от снарядов. Один из лучей задержался на перевернутых надолбах, отправился дальше. Разведка помалкивала. Иванченко прижал локтем к земле затылок пленного. Бедняга весь побагровев, вывернул голову, чтобы как-то дышать, глаза, чуть ли не вылезавшие из орбит, светились какой-то зеленой тоской. Мужик был неглупый, понимал, что можно вырваться, побежать – но какая при этом вероятность, что свои прикончат русских и не прикончат его? Нет такой вероятности, даже мизерной.
Луч сместился на восточную оконечность поля. В окопах кричали, простучал крупнокалиберный пулемет, впрочем, быстро заткнулся. Заяц пробежал – а они что подумали? Пятна света продолжали рыскать, значит, стоило запастись терпением. От земли исходил адский холод – старались не замечать. Мечников закусил губу, приказал себе терпеть…
Прожекторы скребли лучами по другому концу поля. Пошли по команде – встали, ринулись в узкий проход. Упитанного капитана гнали пинками. Он мычал, извивался, сберегая от ударов свои «ценные места». Метров семьдесят мимо надолбов и колючей проволоки – достаточно искушать судьбу! Группа повалилась на землю, люди забрались, кто куда. Никита подполз к финну, выдернул кляп изо рта, и тот зашелся в глухом кашле.
– Вы уверены, товарищ старший лейтенант? – заволновался Карабаш. – А вдруг заорет?
– Не заорет, – возразил Никита. – Наш чухонец не туп, понимает, что избирательно стрелять не будут. Если накроют, то всех. Правильно, господин капитан? – обратился он к пленному на ломаном финском. – Дайте сигнал, что понимаете. Благоразумие еще с нами?
– Что вы хотите от меня? – Голос капитана ломался, как сухая доска. – Я ничего не знаю… Куда вы меня тащите? Лучше убейте прямо здесь…
– Обязательно убьем, – пообещал Мечников. – Если нам разонравится ваше поведение – тут же придет пора расстаться. Но что-то подсказывает, что вы не хотите умирать. Быть мертвым – не ваше, я правильно расценил эту щемящую тоску в ваших глазах? Ладно, не отвечайте. Ваше имя?
– Капитан Реймо Киймаа… – выдохнул офицер. – Командир специальной егерской роты…
– Язык сломаешь, – хмыкнул Толик Иванченко. – И как они сами это выносят…
– Так же, как мы – свои непостижимые для финнов имена и фамилии, – объяснил Мечников. – Надеюсь, мы понимаем друг друга, господин Киймаа? Вы не кричите, значит, понимаете. Большая просьба: слушать наши команды, это все, что вы можете сделать для того, чтобы остаться живым. После окончания войны, которая, разумеется, завершится не в вашу пользу, будет производиться обмен пленными, и у вас есть все шансы вернуться к своим суомским елям и березам.
– Да, я понимаю… – кивнул пленник.
Лучи света продолжали рыскать по полю… и вдруг застыли, собрались в одной точке!
– Рассыпаться! – ахнул Мечников, откатываясь от пленника. – Данилов, Иванченко – теперь вы мамы нашему капитану! Рубеж сорок метров, вперед!
Они неслись, используя жалкие мгновения, пока финны не открыли огонь. «Ложись!» – прохрипел Никита, перекатываясь в подвернувшуюся воронку. Бойцов разбросало по узкому участку. Двое с пленником ушли вперед – и залегли где-то там, в тумане. Дальше ползком – благо ушли из-под носа противника, и тот утратил возможность расстрелять разведчиков в упор. Мечников лежал на дне неглубокой воронки, закрывая голову руками. Пулемет надрывался, захлебывался, трещали автоматы «Суоми», хлопали карабины. Во время паузы в стрельбе Никита выглянул из воронки. Трое уже выкатились в поле, ползли. Еще немного, и они окажутся в «слепой зоне» под перегибом склона. Зона небольшая, но есть возможность отдышаться перед очередным броском…