Зимопись. Книга 1. Как я был девочкой
Шрифт:
Один раз в сопровождении шикарной свиты проехала… нет, торжественно проследовала пожилая женщина на роскошно убранном коне. Ее приветствовали особенно рьяно.
— Царыня Мефодия, — шепнула прилипшая банным листом заложница, совсем не оставлявшая в одиночестве. — Лучший страж вотчины целого поколения. Живая легенда.
Зарина со взрослой ответственностью исполняла возложенную обязанность. Аж страшно становилось, до чего может дойти. В туалет-то отпустит?
«Царыня» только царапнуло слух и ничего не сообщило мозгу. Дама была
Царисса Дарья и вместе с ней автоматически все присутствовавшие почтительно поднялись.
— Приветствую, царыня, — выкрикнула царисса не сбавлявшему ход каравану.
— И тебе мое почтение, — донесся отклик.
Несмотря на возраст, голос был моложав и звонок.
— Какими судьбами?
— В сестырь, Дашенька. Дочка справляется, вмешательства не одобряет, а то, что у меня за них сердце кровью обливается, не понимает. Гоняет, как назойливую муху. Того и гляди, прибьет. Езжай, говорит, от греха подальше. Я и поехала.
— На совет?
Царыня фыркнула с не свойственным старости озорством:
— Достали эти заседания, скоро зад до желудка сотрется, в продолжение скамьи превращусь. Нет, на этот раз паломничаю.
Далекое лицо огорошило странным подобием ухмылки. В углах глаз цариссы тоже промелькнули шаловливые искорки, словно царыня в ночной клуб намылилась, оторваться по полной. Неужели в верхах настолько смеются над священными ритуалами, пусть и чуждыми моему миропониманию? Даже не скрывают. Вот тебе и Аллехвала.
— Сестырь… это вроде женского монастыря? — провернув гигантскую мозговую работу, шепнул я Зарине.
— Что? — Лицо царевны с недоуменно открывшимся ротиком застыло в полном непонимании.
— Ничего, — вздохнул я.
— У вас же храм под боком? — удивленно вопрошала царисса царыню.
— За новыми впечатлениями, Дашенька. Понимаешь, одни и те же рожи, одни и те же слова — какие чувства могут вызвать, кроме изжоги? А других у нас не водится. Сама понимаешь, в моем возрасте…
Караван ушел.
С обеда выехали в том же порядке, как остановились: царисса Дарья снова сопутствовала ангелам. Свита сначала чуточку уменьшилась: один из царевичей с двумя войниками ускакал вперед. И сразу более чем восстановилась: прибавилась нагнавшая войница с тройкой бойников. Местность красотами не баловала. Поля, снова поля и опять поля. Дорога разрезала их насквозь, ни разу не изогнувшись. Растянувшаяся колонна цариссы сонно перебирала копытами, всадники подремывали.
— Царыня — это кто? Чем отличается от цариссы по иерархии? — спросил я при первой возможности. — Выше, ниже? Или не по иерархии, а по возрасту? Молодая — царисса, старая — царыня? Или по местности? К примеру, у нас главный начальник — царь, у кого-то король, у племени вождь, у кого-то… да и у нас, впрочем, президент. Названия разные, функция одна. И, в
— Слишком много слишком глупых вопросов, — с неожиданным неудовольствием отмахнулась ехавшая бок о бок царисса. — Придет время, узнаешь. Все узнаешь. А не придет…
С неприятным намеком она умолкла, оставив меня в размышлениях за жизнь — изменившуюся за сутки настолько, что прямо не знаю. Ничего не знаю. Ничего не понимаю. Но понять хочу.
Однообразие абсолютно похожих друг на друга пейзажей утомляло. Глаза хотели нового. А желания иногда имеют свойство сбываться.
— Что это? — рассмотрел я необычное.
Издалека небольшой лесок показался привычной лесополосой, защищающей урожаи от ветра. Но чем ближе «лесополоса» становилась, тем быстрее убежденность в этом рассеивалась.
Царисса, долгое время задумчиво нас разглядывавшая, ответила:
— Поселок.
И снова погрузилась в непонятные размышления.
Да, на деревьях жили люди. Сколотили хибарки, сделали шалаши, растянули гамаки. Перекидные лестницы соединяли жилье сложными, но верными дорогами.
— От волков? — догадался я, вглядываясь в невиданные конструкции.
— Крестьяне, — последовал весомый кивок..
В цариссином ответе вовсю сквозило отношение — снисходительность богини к людишкам, без чьих подношений, жертв и поклонения ей тоскливо и голодно. Позже мы увидели и самих крестьян, работавших в поле. Гордей был прав: они старались держаться минимум по трое, бессознательно кучковались, даже когда не требовалось. На поясах висели ножи. У некоторых — дубинки или топорики. Обитый металлом плуг вгрызался в почву, буксиром работала измученная кляча. Понятно, лучшие кони уходят знати и военным. Все как обычно.
— Живут здесь постоянно?
Не укладывалось в голове, что на ветвях можно готовить, ходить в гости, ухаживать, рожать и растить детей, присматривать за больными и стариками…
— Только в сезон. Кстати, гляньте вдаль. Что-то видно?
— Ничего, — сказала напряженно всматривавшаяся Тома.
— Ниче… — начал я и осекся. — Башня!
— Значит, подъезжаем.
До башни еще пробирались через те самые рощи, что должны быть грибными. Кажется, в титуле царисс заложена их специализация. И с развевающимися над кортежем флагами стало понятно. Тот, что с рисунками — флаг ее владения. Второй (цветной, с буквой Д) — именной цариссы Дарьи.
Дорога сузилась, но не исчезла.
— Почему не сделают дорогу к причалу? — спросил я, пользуясь местным термином, обозначающим портал. — Мы пробирались такими дебрями…
— Царская дорога — дорогое удовольствие, как проложить, так и содержать, — сообщила царисса. — Нет проку строить и охранять дороги в места, используемые редко. Учись считать затраты, в том числе чужие, это основа всего.
Сразу два факта. Порталом пользуются редко. Раз. Дороги — царские. Два. Не царисские, а царские.