Зимопись. Книга шестая. Как я был стрелочником
Шрифт:
По жребию (не знаю, как именно, снизу не видно, и способ остался неузнанным) ушкурники распределили между собой очередность. Капитан объявил:
– Первое: по росту.
Взбурлило движение. Пират, которому выпало расставлять девушек в нужном порядке, метался из конца в конец; девушки, судя по топоту, тоже не стояли на месте. Передвижению по палубе речной ладьи, пусть и немалой по местным меркам, мешали скамьи для гребцов, уложенные весла и мотки канатов. Доносились постоянные удары обо что-то, девушки спотыкались, пират ругался и толкался. На выполнение задания
– Успел! – сообщил Урван.
– Да что там… – проговорил первый участник, странно совместив в голосе удовлетворение с унынием. – То ж по росту. Будь что другое, так я, может, и не торопился бы.
Вокруг заржали, капитан выдал задание следующему:
– По цвету глаз!
Этому пришлось хуже. Он носился как резаный и в положенное время не уложился, чем заслужил позорный свист.
Третье задание:
– По цвету волос!
Здесь движения оказалось много, но участник справился. Следующий, которому досталось «По длине волос» – тоже. А очереднику не повезло.
– По грязноте ногтей!
Над ним хохотали до последней секунды, а затем установилась тишина.
– По размеру груди! – разнеслось над палубой.
В этот раз никто не потешался, все молча завидовали. Судя по комментариям, в определении размера участвовал не только глазомер. Девушки иногда охали и попискивали, пираты только вздыхали.
Несопоставимая разность заданий никто не возмущала, это намекало на постоянство порядка. Жребий определил очередность, и каждый, видимо, уже знал, как именно ему придется строить девушек, по какому критерию. Зрители с ликованием встречали и провожали участников, с чувством болели за каждого и ждали своей очереди.
– По длине пальцев! – улетало над водой в неведомые спящие окрестности.
– По размеру носа!
– По кривизне носа!
– По длине ног!
– По ширине плеч!
– По выпуклости попы!
Номинация вызвала наибольшее оживление. Комментарии вгоняли в краску, зрители с трудом удерживались на местах.
Дальше напряжение схлынуло, но веселье не прекращалось.
– По количеству прыщей!
– По узости талии!
– По толщине бедер!
– По цвету кожи и степени загара!
– По размеру ступни!
А затем:
– По красоте!
Самый страшный для девушек конкурс. Каково тем, кто оказались переставленными в хвост?
Следующая номинация тоже ударила по женскому самолюбию:
– По красоте груди!
Чуть ли не самый долгий конкурс. Зрители активно помогали советами, счастливый очередник огрызался и делал по-своему. Объективной оценкой не пахло; о вкусах, как известно, не спорят. Насколько я понял из своего убежища, большинство смешивало понятия красоты и объема, а расставляльщик имел собственное мнение. Кто-то его поддерживал, кто-то злился, остальных просто заводило происходящее.
Следующий тур еще больше раззадорил. Зрители сходили с ума, участник делал дело молча, обстоятельно, не торопясь. Отведенное время давно вышло, но ни один голос не высказался за ускорение распределения пленниц по мягкости
Затем пошло более активное:
– По быстроте приседания!
– По размаху рук!
– По широте открывания рта!
В небольшом перерыве в люк склонилась голова:
– Чапа, ты как? Поучаствуешь? Вылазь хоть на минутку из своей вонищи, глотни воздуха, посмотри на людей!
Кажется, это голос Ядрея. Заботливый голос. И одновременно с подвохом. Любославу будто в мясорубке прокрутило. Если я выйду один раз – значит, смогу и два, и конец спокойствию.
– Рано мне гулять, – бросил я с места. – Еще болею.
– Как хочешь. Впрочем, тебе там тоже не скучно.
Через миг в проеме очертился другой силуэт, на этот раз безухий.
– Не желаешь присоединиться?
– Слабость. Я бы с радостью, но лучше отлежусь.
– Тоже правильно.
Задания расставлялок закончились. Последовал вариант угадайки, который здесь именовался выбиралками: сразу несколько ушкурников с повязками на глазах ловили и на ощупь узнавали пленниц. Девушкам тоже завязали глаза. Палуба ходила ходуном, шарахавшихся в стороны пленниц отпихивали обратно в центр, где они сталкивались, спотыкались и едва не ломали ноги. Ушкурники намного ловчее передвигались по палубе.
То и дело кто-то из пленниц проваливался в открытый люк. Это вызывало шквал хохота. Упавшая трясла головой, руки терли ушибленные места, между тем как ноги нехотя, но быстро поднимались обратно на палубу. В противном случае слышался свист кнута, затем крик боли. Но когда свалилась Калинка, этого не произошло. Тщедушное тельце кубарем прогрохотало по лестнице, перекладины отметились почти на каждой части тела, включая затылок. Встречу с досками днища сопроводил глухой стук. Ни звука не вырвалось из открывшегося рта завалившейся набок головы.
Сразу несколько лиц нарисовалось в проеме люка. Недвижимая фигурка с разбросанными руками вызвала у них единственное чувство – неудовольствие.
– Минус одна, – сказал кто-то.
Игра возобновилась с того же места.
Моя попытка дернуться не прошла, несокрушимая пышная стена остановила и поглотила, как варенье пчелу.
– Увидят. – Дождавшись адекватности, Любослава оторвалась от меня. – Я сама.
Низкий потолок мешал. Приняв согбенную позу и грузно переваливаясь, моя сиделка прокралась по дуге вокруг проема и склонилась, прижав ухо к расцарапанной грудке. Упавшая напоминала сейчас сломанную куклу.
– Дышит, – сообщил горячий шепот.
Глаза Калинки распахнулись. Лучше бы я не смотрел. Паника и страх, помноженные на страдание. И ничего нельзя сделать.
Пышная ладошка с жалостью погладила девушку по голове. То, что происходило сверху, внушало ужас обеим, Любослава вернулась и снова прижалась ко мне. Калинка вновь зажмурилась.
На палубе текла своя жизнь. Девичьи имена уже не составляли тайны, примелькались, поймавший тщательно ощупывал добычу, и выкрикивалось имя. Угадавший под дружный рев собратьев отправлялся с трофеем на берег, невезучих сменял выбранный жребием очередник.