Зимопись. Путь домой. Веди
Шрифт:
– Мойся! – Я взял ее руки в свои стал тереть ими ее кожу.
Безвольно водимые мной маленькие ладони постепенно обретали собственную волю. Я тер ими лицо Елки, шею, плечи, бока, живот, бедра, не касаясь только места, где раньше была красивая грудь. Дотронуться до уродливых ран было выше моих сил.
Елка закрыла глаза и поддавалась моим усилиям, действуя синхронно, при этом переставая двигаться, как только мои руки ее отпускали. Кажется, ей нравилось то, что я делаю. Она с радостной готовностью отдавалась моим рукам и смиренно замирала, когда я отстранялся. Взор по-прежнему оставался пустым.
Ева
– Теперь намылься. Быстрее, время идет.
Елка приложила обмылок к животу, он выскользнул из нетвердо державшей руки и исчез в воде.
Я шумно выдохнул и мысленно посчитал до пяти, чтобы не ляпнуть лишнего. Мало мне было одного большого ребенка – не понимавшей очевидных вещей здоровенной Евы – и нате вам, теперь у меня их два.
– Мясо подгорает, – сообщила Ева.
От нее костер был в нескольких шагах, но она была «человеком», а я «обезьяной», и мне пришлось нестись из реки и проворачивать вертел другим боком. Заодно я захватил из поклажи еще кусок мыла, предварительно разломав пополам, так как он был последним.
Терпением Ева не отличалась, и затянувшееся мытье могло выйти нам с Елкой большим нехорошим боком. Я больше не церемонился.
– Иди сюда. Встань передо мной.
Там, где я остановился, вода едва закрывала колени. Елка приблизилась. Меня передергивало от ее ран, и я приказал:
– Развернись.
Она повернулась ко мне острыми лопатками и хлипким задиком, некогда бывшим сдобной упругой попой. Раньше талия напоминала горлышко над роскошным кувшином. Сейчас…
Сейчас фигуру Елки можно сравнить разве что с колбой для анализов крови. Нечто тонкое и бесформенное – в смысле, что без выпирающих форм. Раньше была гитара, теперь – гриф от гитары.
– Руки в стороны, – скомандовал я.
Елка послушно изобразила крест. Я принялся ее намыливать. Только к месту, где была грудь, прикоснуться у меня не получалось, не хватало силы духа. Остальному досталось по полной программе. Я намыливал и ожесточенно оттирал все – и голову, и застывшее в страшной равнодушной маске лицо, и шею с плечами, и руки с подмышками, и спину, и попу, и ноги, задирая их из воды поочередно, и все, что между ними. Мне не было стыдно, и я не стеснялся. Женщину в половом плане я в Елке не видел. Сейчас в компании со мной оказались две половозрелые особы, но ни одна из них не была женщиной в обычном смысле и не могла меня смутить или заставить переживать по поводу того, что я с ними делал. Ни та, ни другая физических реакций в моем организме не вызвали. В моих руках послушно мылилась и оттиралась от природной и человеческой грязи живая девушка, в которой женщину убили, а с берега на это глядела бездушная нечеловеческая сущность с внешностью секс-бомбы, внешне – невероятной красоты и сексуальности женщина, а внутренне – хищный зверь.
– Ты не хочешь Еву и не хочешь рабыню, – прямо заявила внимательно следившая за моими стараниями Ева. – Ты хороший раб, но плохой мужчина. Или ты совсем не мужчина?
Я почувствовал, как напряглась в моих руках Елка. Мне тоже не понравилось, в какую сторону потек разговор. Неверный ответ заставит хозяйку поэкспериментировать с рабами.
– Чапа – мужчина, – ответил я, – но для этого ему нужны особые условия.
Знает
Ответ Еву удовлетворил. Или она потеряла интерес к разговору еще до моего ответа.
Отмытая Елка облачилась в собранные мной вещи, а нож она сжала с затаенной радостью, которая никак не отразилась на лице. Но я заметил по дрожи рук и брошенному на меня быстрому взгляду. Уверен, что умей лицо Елки что-то выражать, я увидел бы на нем благодарность.
Затем были ужин и сон, во время которых нас (то есть, ни меня с Елкой, ни всех троих) никто не тревожил. Ева спала на ворохе мягких веток по одну сторону костра, я – по другую, Елка прилепилась ко мне и, как мне показалось, пролежала всю ночь на одном боку, уткнувшись носом мне в подмышку, в шею или в спину, когда я ворочался.
Мысли упорно возвращались к одному и тому же: где тот ад, через который проходят беляки? Почему через него надо плыть? Почему туда бросают невзирая на неумение плавать? Кто бросает? Зачем бросает? Если это портал из другой реальности, то почему в него бросают только взрослых, воспитанных в духе «сила есть, ума не надо»? Или это особенность портала – пропускать исключительно таких? А если это путь не из параллельного, а из подземного или загорно-запустынного мира – почему по нему не идут все подряд?
Ох, сколько разных вопросов, на которые нет ответов…
И вот главный из них: как все это соотносится с идеей магического зеркала, недавно так легко связавшего и объяснившего известные факты?
Глава 5. Начало
Разбудили яркие лучи, они упорно лезли в глаза, и мне пришлось вынырнуть из благословенного сна. Снилась Зарина. Мы с ней заходили в подъезд моего дома, я объяснял, как пользоваться домофоном и зачем нужен лифт.
Все развеялось, реальность вступила в права. Зарина осталась там, по ту сторону жизни, я был по эту. Отныне сны – единственное место, где мы можем быть рядом.
Возможно, скоро все изменится. Или, если выяснится худшее… Тогда я стану злым, и никакие стены и даже границы миров не спасут разрушительницу моего счастья. У жизни должен быть смысл. Месть – тоже смысл. Теперь я понимал, что чувствовали Малик и дядя Люсик. Они хотели жить, а им принесли смерть, теперь каждый из них отдаст ненужную больше жизнь в обмен на смерть обидчика. Большая политика решает крупные задачи, а когда лес рубят – щепки летят. Крупнее лес – больше щепок. Каждая щепка – чья-то жизнь. Не завидую лесорубам, если родственники щепок объединятся.
Точно знаю одно: я никогда не возглавлю движение против лесоруба, я буду мстить сам, единолично. Любое массовое движение – такой же лесоруб, но намного худший, поскольку ослеплен гневом. После него щепок останется в разы больше, и кровожадная спираль выйдет на новый уровень.
Зарина, я надеюсь, что ты жива. Хочу, чтобы мой смысл жизни был связан с жизнью, а не со смертью.
«Надеюсь» и «хочу» – не значит, что так и будет.
Посмотрим. До того, как это станет актуальным, мне надо победить беляка, а в идеале— всех беляков вместе. Тогда мое счастье с Зариной сможет быть настоящим. Вот об этом и надо думать в первую очередь.