Златоустый шут
Шрифт:
— Наверное, мадонна, — неуверенно признался я, сконфуженно опустив взгляд. — Уйдемте же отсюда, мадонна! — почти взмолился я, но она не обратила на мою просьбу ни малейшего внимания.
— Неужели вы так сильно любите меня, Ладдзаро?
На секунду мне показалось, что я окаменел. Затем я резко повернулся к ней, и мое лицо — я в этом не сомневался — смертельно побледнело, а глаза засверкали, как у одержимого. Я знал, что поступаю как сумасшедший, но я уже не владел собой. Наверное, не последнюю роль здесь сыграли бурные переживания этой ночи и предыдущего дня, иначе ее слова не лишили бы меня остатков здравого смысла.
— Сильно
Я осекся, внезапно осознав, что совершил и что за этим может последовать. Я упал перед ней на колени, уронил голову на грудь и широко раскинул руки.
— О, простите меня, мадонна! — сокрушенно воскликнул я. — Простите и забудьте. Никогда в жизни я не осмелюсь еще раз оскорбить вас.
— Нужно ли мне прощать вас и забывать? — услышал я задумчиво-нежный голос мадонны Паолы, и ее рука ласково коснулись моей головы, словно она хотела благословить и успокоить меня. — Вы ничем не оскорбили меня, и я навсегда запомню то, что вы сейчас сказали. Чего вы боитесь, мой верный Ладдзаро? Разве мужчина должен стыдиться признания, которое ему пришлось сделать в критическую минуту? За эту минуту я до конца дней своих буду благодарна судьбе. Однажды мне показалось, что я люблю синьора Джованни Сфорца. Но на самом деле я любила вас, ведь именно вы заслужили мою любовь теми подвигами, которые я приписывала ему. Как-то раз, в насмешку, я сама сказала вам об этом. Но затем мне пришлось всерьез задуматься над своими словами, и я поняла, что ни у одной женщины не было более верного, благородного и храброго друга, более преданного любящего, чем вы, Ладдзаро. Пусть же вас не удивляет то, что я полюбила вас, и я буду считать себя счастливейшей из смертных, если когда-нибудь стану достойна вашей возвышенной любви.
Я почувствовал комок в горле, и у меня на глаза навернулись слезы, которых я в тот момент совершенно не стеснялся. Мне не хватало воздуха, мне казалось, что я вот-вот упаду в обморок. Невозможно описать охватившие меня чувства: попытайтесь представить себе, что может испытать душа, внезапно извлеченная из глубин преисподней, очищенная от грехов и вознесенная к небесному блаженству, и тогда вы, наверное, поймете меня.
— Madonna mia! — вскричал я. — Подумайте, о чем вы говорите. Ведь вы — знатная синьора Сантафьор, а я…
— Сейчас речь не об этом, — мягко прервала она меня. — Насколько я знаю, Бьянкомонте — патрицианский род, и не так уж важно, какую шутку сыграла с вами жизнь. Вы берете меня замуж?
Она легонько приподняла мой подбородок и заставила меня посмотреть ей в глаза.
— Так вы возьмете меня замуж, Ладдзаро? — настойчиво повторила она.
— О, Santo Fior di Cotogno — Священный Цветок Айвы, — только и смог прошептать я.
В ответ она улыбнулась мне, ласково и нежно. И тут мое сердце заныло от нестерпимой боли. Мое счастье оказалось недолгим, и теперь моя душа стремительно погружалась в бездну отчаяния.
— Мадонна, ведь завтра за вами приезжает синьор Игнасио Борджа, — простонал я.
— Да, верно, — нетерпеливо отозвалась она. — Но это уже не имеет значения. Паола Сфорца ди Сантафьор умерла. Requiescat! Мы
Глава XV
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
Не находя слов, я уставился на нее; постепенно до меня дошел смысл того, на что она намекала, и моя душа наполнилась невероятной смесью страха, удивления и радости.
— Почему ты так смотришь, Ладдзаро? — воскликнула она. — Что смущает тебя?
— Как такое возможно? — заплетающимся языком произнес я.
— А что тебя останавливает? — ответила она вопросом на вопрос. — Губернатор Чезены сам подсказал нам, что делать. Его следует поблагодарить за дружескую услугу.
— Ведь он обо всем знает, — напомнил я ей.
— Но будет молчать как рыба, — возразила она. — Попробуй он только заикнуться о том, что ему известно, и его немедленно спросят, откуда у него такие сведения, а легко ли на это будет ответить? Как ты думаешь, Ладдзаро, — продолжала она, — если бы Рамиро удалось осуществить свой замысел, что сказали бы в Пезаро, когда нашли бы мой гроб пустым?
— Скорее всего, предположили бы, что тело похитил какой-нибудь колдун или дерзкий ученый-анатом.
— Ага! А если мы незаметно выберемся из церкви и до утра покинем Пезаро, они ведь подумают то же самое, верно?
— Разумеется, — согласился я.
— Тогда что же мы медлим? Или, быть может, ты любишь меня недостаточно сильно, Ладдзаро?
В ответ я только улыбнулся, красноречиво посмотрел на нее и вздохнул.
— Я колеблюсь, поскольку прекрасно представляю себе, какими последствиями чревато ваше предложение. И я не хочу, чтобы всю оставшуюся жизнь вы раскаивались в том, что совершили в порыве страсти.
— И это говорит влюбленный, — укоризненно покачала она головой. — Неужели в тебе могут уживаться холодная рассудительность, скрупулезное взвешивание всех «за» и «против» и та буря чувств, которая разыгралась всего минуту назад на моих глазах?
— Да, мадонна, — решительно ответил я. — Это возможно потому, что я люблю вас, и ваша судьба, которую вы собираетесь связать с моей, мне не безразлична. Может ли синьора Паола Сфорца ди Сантафьор…
— Довольно об этом, — резко перебила она меня, вставая. Она шагнула ко мне, положила руки мне на плечи, и ее голубые глаза в упор взглянули на меня, парализуя всякое сопротивление и безжалостно подавляя мою волю.
— Ладдзаро, — чуть понизив голос, проговорила она, — время идет. Пора действовать, а вместо этого ты пустился в размышления и призываешь меня взвесить то, что уже давно взвешено раз и навсегда. Ты дождешься того, что нас застанут здесь и бежать будет поздно. Неужели ты решишься пожертвовать нашим счастьем и упустишь шанс, который не выпадает в жизни дважды?
Она стояла совсем близко от меня; я чувствовал какой-то тонкий запах, исходивший от нее, и, казалось, слышал, как бьется ее сердце. Я был как воск в ее руках, она могла лепить из меня все, что бы ни захотела. И я забыл обо всем на свете. Сейчас мы были не синьора Паола ди Сантафьор и бывший шут Боккадоро, а просто мужчина и женщина, связанные навсегда взаимной любовью. Будучи не в силах сопротивляться неизбежному, я наклонился и поцеловал ее. Несколько показавшихся мне бесконечными секунд мы стояли так, затем я отшатнулся от нее, с трудом вырвавшись из ее объятий, — я всерьез испугался, что упаду в обморок, если не сделаю этого, — и постарался взять себя в руки.