Златовласка (сборник)
Шрифт:
Карл пожелал мне хорошо отдохнуть и ушел.
Подняв трубку, я позвонил в магазин Китти Рейнольдс. Объяснив, что представляю интересы человека, обвиненного в убийстве, спросил, не могу ли повидаться с ней сегодня. Она предложила мне приехать прямо сейчас, и не прошло двадцати минут, как я оказался на Люси-Сёркл. Еще десять минут у меня ушло на поиски местечка, куда можно было бы приткнуть машину, и было уже около четырех, когда я наконец остановился на тротуаре перед магазинчиком мисс Рейнольдс. Подняв глаза, я рассматривал вывеску на освещенной витрине.
Как хорошо известно жителям Калузы и приезжим, Сёркл [46] и на самом деле представляет
46
Circle — окружность, круг (англ.)
На вывеске над зеркальной витриной модного магазинчика значилось: «Уголок Китти». Я тут же решил, что название никуда не годится. Начать с того, что магазинчик расположен не на углу, а зажат с двух сторон обувным магазином и магазином произведений искусства. Хотя на Сёркл кое-где можно отыскать углы: там, где в нее вливаются боковые улицы. Во-вторых, это магазин предметов дамского туалета, выглядевших чересчур сексуально: бикини и вечерние платья с глубоким декольте, выставленные в витрине, никак не ассоциировались со словом «Китти» [47] , и, наконец, значение названия — «Уголок резвой киски» — вызывает в воображении теплое уютное местечко возле печки, где владелец этой киски поставил ящик с обрывками бумаги и дезодорированной соломкой, которую продают в любом супермаркете.
47
Kitty — резвый котенок (англ.)
Когда я переступил порог, закрыв за собой дверь, в магазине не было ни души, кроме хозяйки. Китти оказалась натуральной блондинкой, рост около пяти футов шести дюймов; судя по округлым формам ее тела, весит она не меньше ста двадцати фунтов и ей хорошо за тридцать. Она была облачена, наверное, в самый эффектный туалет из выставленных на витрине: нечто не поддающееся описанию из голубого атласа с разрезом сбоку до бедра и низким декольте, выставлявшим на обозрение великолепную грудь, которой было слишком тесно под туго натянутой тканью. На мгновение мне показалось, что я ошибся адресом и попал в клуб «Алиса», где дамы в слегка прикрывающих тело костюмах танцуют между столиками, демонстрируя завсегдатаям, любителям «клубнички», за весьма умеренную цену свои прелести; долларовые бумажки они засовывают прямо за лямки лифчиков.
— Мисс Рейнольдс? — спросил я.
— Да.
— Я Мэттью Хоуп. Недавно звонил вам…
— Да, здравствуйте, мистер Хоуп, — сказала она и шагнула мне навстречу, улыбаясь и протягивая
Ярко-голубое платье гармонировало с цветом ее глаз, несколько более блеклых, а нитка жемчуга неправильной формы на шее — с дымчато-серым тоном век. На припухлых губах, с помадой цвета плодов граната, все еще играла улыбка. Влажная ладонь слегка коснулась моей руки. На меня повеяло сентиментально-слащавым запахом ее духов.
— Вы сказали мне по телефону…
— Да, что защищаю человека, которому предъявлено обвинение в убийстве, и был бы признателен вам за помощь.
— Но чем же я могу помочь? — спросила она, отпустив мою руку.
— Этого человека зовут Джордж Харпер.
— И что же?
— Он приятель Эндрю Оуэна.
— И что же? — снова повторила она.
У меня возникло впечатление, что Китти впервые слышит и то и другое имя. Я и не думал, что она знакома с Джорджем Харпером. Но после всего, что прочитал в деле о разводе Салли Оуэн…
— Эндрю Оуэн, — повторил я.
— Вам кажется, что я знакома с одним из них? — спросила она.
— Мне казалось, что вы могли бы знать мистера Оуэна.
— Извините, не знаю.
— Это тот черный, у которого винный магазинчик на углу Вайн и Третьей улицы.
— Извините, но…
— Мисс Рейнольдс, в прошлом году я вел дело о разводе Салли Оуэн. В то время она была женой мистера Оуэна. — Я умолк. Ни малейшего проблеска воспоминания не появилось на ее лице. — Миссис Оуэн называла вас свидетельницей по этому делу.
— Меня? — спросила она, и глаза ее широко раскрылись от удивления.
— Вы — Китти Рейнольдс, не так ли?
— Да.
— И живете в квартире над этим магазином, верно?
— Нет. Я живу на Фламинго.
— Раньше вы жили в квартире над этим магазином?
— Только не в последние полгода.
— Жили вы здесь год назад?
— Да.
— И как раз тогда и началось дело о разводе — в октябре прошлого года.
— И вы утверждаете, что миссис Оуэн называла меня сви…
— Она сказала, что мистер Оуэн оставил ее и жил здесь, с вами.
— Это чепуха.
— Так она рассказала.
— Тогда почему же меня… Я хочу сказать, если был судебный процесс, или слушание дела, или как вы там это называете, — тогда почему же меня не вызывали как свидетельницу или как там положено?
— Мы достигли соглашения до передачи дела в суд. Не было необходимости…
— Во всяком случае, все это чепуха. Кто эта женщина? Как она смела говорить обо мне такое? Жить с чернокожим? Единственный черный, которого я знаю, — мой садовник!
— Полагаю, вы живете одна, мисс Рейнольдс? Были ли вы…
— Да, развелась шесть лет назад.
— Так два года назад вы были одинокой женщиной, когда, по словам миссис Оуэн…
— Это не означает, что я была знакома с ее мужем! Никогда раньше и не слыхала о нем, пока вы не упомянули его имени.
— Так он не жил здесь, с вами?
— Конечно, нет! И потом, какое все это имеет отношение ко мне…
Она оборвала фразу на полуслове.
Меня поразило, как внезапно она оборвала свой вопрос, конец фразы буквально повис в воздухе, — это резало слух. Собиралась ли она добавить что-то еще к этому слову, возможно, чье-то имя, может, она хотела сказать: «ко мне и Эндрю»? Или: «ко мне и к кому-то еще»? И тут меня вдруг осенило: она произнесла не слово «мне», а только слог «ми» [48] , — часть имени, она хотела сказать: «Мишель»!
48
В английском языке слово «me» — меня и начальный слог имени «Michelle» произносятся одинаково.