Златовласка (сборник)

Макбейн Эд

— Она была со мной!

Я резко обернулся. На другом конце комнаты одна из дверей была открыта. В проеме стояла женщина лет сорока — высокая, широкоплечая, рыжеволосая. Лицо усеяно веснушками, руки сложены под пышной грудью, короткая ночная рубашка едва прикрывает мощные бедра.

Бетти поднялась и протянула руки, как бы пытаясь запихнуть эту женщину обратно в проем.

— Джеки, пожалуйста! — умоляюще проговорила она. — Пожалуйста, как же! — грубо отрезала Джеки. — Ты что, не понимаешь, что он хочет повесить на тебя

это преступление?!

— Пожалуйста… — беспомощно повторила Бетти.

— Со мной она была, мистер. Она подцепила меня в баре на Набережной Люси. Потом мы отправились ко мне. И провели вместе всю ночь.

Само собой воскресло в памяти все то, что рассказал Джейми о первых годах своего брака. Мне вспомнилось, что не далее как вчера сама Бетти жаловалась на то, что в этом городе, полном вдов и разведенных, трудно найти подходящего мужчину. Пришло в голову, что она не раз и не два говорила о защите своей репутации и своей неустроенной личной жизни. И вдруг стало ясно как день, что она скорее солгала бы полиции о своем местопребывании в воскресенье ночью, чем призналась в том, что провела ее с женщиной, которую подцепила в баре.

— Ладно, — сказал я. — Извини.

— А теперь уматывай отсюда, — распорядилась Джеки.

Майкл сидел в той же камере в конце коридора. На часах было пол-одиннадцатого. В семь часов ему принесли завтрак, а теперь он ждал, когда его переведут в городскую тюрьму. Десять минут назад я позвонил Юренбергу, и он велел мне поторопиться, если я хочу переговорить с ним, прежде чем он будет переведен. При виде меня Майкл особой радости не выказал.

— Твоя сестра в городе, — сообщил я. — Я разговаривал с ней прошлой ночью.

— Хорошо, — отозвался он и кивнул.

— Она вручила мне письмо, которое ты написал ей. Я собираюсь показать его полиции.

— Зачем она это сделала?

— Она хочет помочь тебе.

— Она может помочь, только если не будет лезть, куда ее не просят.

— У меня несколько вопросов к тебе, Майкл.

— Я не буду отвечать ни на какие вопросы. Кстати, почему вас впустили? Сколько им можно говорить…

— В своем письме ты…

— Господи!

— В своем письме ты не похож на человека, обдумывающего убийство.

— Мне плевать, на кого я похож в этом самом письме!

— Ты напоминал своей сестре, что приближается день рождения Морин. Ты просил ее прислать открытку. Помнишь?

— Да, помню.

— Если бы ты собирался убить Морин…

— Ничего я не собирался.

— Значит, это было непреднамеренно, так?

— Да. Я уже рассказывал. Почему бы вам не прослушать запись? Там все записано. Так какого же черта вам еще нужно?

— Мне нужно знать причину.

— Я не знаю.

— Расскажи, о чем вы с Морин говорили по телефону.

— Я уже рассказывал. Она сказала, что напугана, и попросила приехать.

— Чего она боялась?

— Она не сказала.

— Просто сообщила,

что напугана?

— Да.

— Но не сказала, чего боится?

— Она сказала, будто не знает, как ей быть.

— Насчет чего? Майкл, ты только повторяешь…

— Проклятье, это именно то, что она тогда сказала. Точно.

— И ты даже не поинтересовался, в чем причина? Человек говорит: «Я не знаю, что мне делать…»

— Это правда. Я не спросил у нее.

— Даже не полюбопытствовал?

— Нет.

— Но отправился к ней домой?

— Это прекрасно известно.

— Зачем?

— Потому что она была напугана.

— И не знала, что ей делать?

— Вот именно.

— Но и позже она не сказала тебе, чего боялась?..

— Послушайте, вы что — хотите поймать меня? — внезапно окрысился он.

— Поймать тебя?

— Вы плохо слышите?

— Как это «поймать»?

— Да ладно.

— Никто не собирается ловить, Майкл…

— Хорошо.

— …поверь мне.

— Ладно, тогда почему бы вам не отправиться отсюда, а? Я больше не желаю говорить о Морин, ясно?

— Зачем ты попросил свою сестру отправить Морин открытку?

— Я только что сказал вам, что не желаю больше…

— Ты тоже хотел отправить ей открытку?

— Нет. Я хотел купить ей что-нибудь.

— Что именно?

— Какое это имеет значение? — спросил он. — Ведь он мертва.

— Майкл… когда ты той ночью пришел к ней в дом, о чем у вас был разговор?

— Не помню.

— Вы зашли на кухню, уселись за кухонным столом… Так, по-моему, ты рассказывал?

— Да, верно.

— О чем вы тогда разговаривали, вспомни?

— Не знаю.

— Вы говорили о твоем возвращении в колледж?

— Да. Точно, мы обсуждали возвращение в колледж. И алименты. Прекращение отцом выплаты алиментов.

У него была своеобразная манера ухватиться за предложение и повернуть его по своему усмотрению. Только что он не мог припомнить, о чем они с Морин разговаривали. Но как только я предложил приемлемую для разговора тему, он тут же за нее ухватился и готов был расширить и углубить ее. Задай я подобный вопрос своему клиенту в зале суда, адвокат противной стороны тут же вскочил бы и протестовал на том основании, что я, мол, подсказываю свидетелю. Я решил быть с ним более осторожным.

— Как долго вы разговаривали, Майкл?

— Ну… допоздна. У меня нет часов.

— Тогда как же ты определил, что уже поздно?

— Ну… она сказала, что уже поздно.

— Кто сказал, что уже поздно?

— Морин.

— А потом?

— Не знаю, что было потом.

— Тогда ты схватил нож?

— Не помню. Я уже сто раз говорил, что не помню!

— Майкл, во время вашей с Морин беседы ты встал из-за стола и схватил нож. Это ты рассказал Юренбергу в своем заявлении. Я хочу знать причину. Я хочу знать, что такое было сказано, что побудило тебя…