Злая Русь. Зима 1237
Шрифт:
— Тебе красота моей сестры видать весь разум затмила, ратник! В иное другое время за столь дерзостные речи можно было бы и языка лишиться!
Усмехнувшись впрочем, без всякой злобы, Михаил продолжил:
— Но за смелость тебя хвалю, за нее и прощаю… на первый раз. Про то же, что Батый-хан пришел с ордою сильною в наши земли, слышу я не впервые. Беглецы из Булгара, да и ищущие у нас спасения половцы — все кричат о «Великой Тьме». Князь Юрий Ингваревич также про то слышал, но все равно рать вывел к Вороножскому острогу… И отец мой, князь Пронский, отправился с ним, строго наказав мне беречь град и защищать его!
— Однако теперь вы знаете не о «Великой Тьме», а о настоящем
Княжич словно бы в раздумье качнул головой, после чего ответил просто:
— Попытаюсь. Как же иначе. Но послушает ли меня отец, да захочет ли говорить с князем Юрием Ингваревичем…
— Меня послушает.
Княжна произнесла эти слова с откровенным вызовом — а когда старший брат обернулся к ней, вскинула подбородок вверх, словно вступив с Михаилом Всеволодовичем в немое противоборство! Однако же прежде, чем последний огласил бы свое решение, наверняка бы послав на все стороны и строптивую сестрицу, и дерзкого ратника, я быстро проговорил:
— Я знаю, как подготовить город к осаде так, чтобы монголы не сразу взяли крепость.
Правитель Пронска вновь обернулся ко мне, вновь смерил с ног до головы взглядом — теперь, правда, оценивающим, после чего разлепил губы и с едкой насмешкой в голосе ответил:
— Ну, говори.
Не отпускаю взглядом его глаза, я быстро, возможно излишне волнуясь, начал перечислять необходимые мероприятия для защиты крепости:
— Прежде всего нужно знать, что пороки татарские бьют на триста шагов. Свыше этого расстояния только самые большие и мощные из них, манжаники, могут метать уже не валуны или ледяные глыбы, а легкие горшки с зажигательной смесью — к примеру, за стены. А чтобы они не смогли на это расстояние к детинцу приблизиться, достаточно выкопать еще один ров как раз за триста шагов от его западной стены. А ещё от него и до самой крепости нарыть глубоких волчьих ям, да врыть в землю надолбы. Пока татарва все это засыпать будет, да по морозу, когда почва уже затвердеет, время пройдет немало.
Михаил Всеволодович согласно кивнул головой, коротко заметив:
— Неглупо. Можно постараться успеть ров выкопать до первых холодов… Еще что-то?
— Да, княже! Коли вы все постройки за полторы сотни шагов от стены крепостной внутри детинца разберете, уже ни один горшок с «земляным маслом» ничего зажечь не сможет. А из полученного дерева можно возвести двойной частокол шагах в двадцати за гроднями крома! Да вырыв хоть небольшой ров у основания тына, землю из него набить внутрь новой стены. И ворота расположить в ней ближе к одной из глухих башен — тогда монголы, коли даже и прорвутся за внешний обвод детинца, будут вынуждены идти к ним по дну рва, под обстрелом защитников и с частокола, и с башни. Причем то, что тын окажется ниже прясел рубленной стены, для вас хорошо вдвойне — татары до последнего не будут знать, что есть внутренняя преграда, да и горшки с зажигательной смесью, перелетая через тарасы, не сумеют зажечь частокол. И с лестницами внутри ведь развернуться будет ой как непросто! У ромеев подобное устройство крепости называется "периболом" и в Корсуни внешняя стена с суши защищена именно так.
В гриднице ненадолго повисло изумленное молчание, и нарушил его, как ни странно, второй, уже в годах, дружинник, обратившись к Михаилу Всеволодовичу:
— Зело грамотный это муж, княже. То о чем он говорит — правда, я этот "перибол" в Корсуни своими глазами видел по молодости лет… Я воевода Мирослав, дружинный — а вот ты свое имя еще не назвал.
Внутренне подобравшись, я быстро ответил:
— Егор.
Кивнув мне, воевода ответил, вновь обратившись к властителю Пронска:
— Дозволь Михаил Всеволодович, мы и дальше послушаем молодца, коли ему есть что сказать.
Дождавшись согласного кивка княжича, я быстро ответил:
— Есть, еще как есть. Татарва осаждает города с великими хитростями — например, чтобы избежать вылазок защитников, они возводят частокол, или хотя бы ставят рогатки перед своими пороками, чтобы всадники не вылетели вдруг из врат детинца, да не порубили бы охрану их и обслугу. Но если заранее озаботиться возведением подземного хода, чтобы вел за внешний обвод стен, то можно даже небольшой отряд ночью направить к камнеметам. Уж если не обслугу побить, то хотя бы пожечь их — особенно, если монголы ров внешний не землей засыплют, а просто набьют в него сушняка вязанками, да сверху их манжаники и поставят. Тогда уж и вовсе грех будет их не сжечь!
Последнее мое замечание впрочем, вызвало лишь усмешку на лицах присутствующих, после чего воевода с удовлетворением ответил:
— Ход подземный у нас есть. Еще что предложишь?
Я чуть разочарованно пожал плечами:
— Иное вы и сами наверняка знаете, да понимаете. Запас еды приготовить, хотя бы часть жителей посада в лесах укрыть, а у кого есть родственники на севере — тех к родным направить. И при приближении татар посад лучше и вовсе разобрать или спалить, чем если поганым достанется хорошее дерево под частокол или даже теплые дома, где зимовать можно… Подошву рва, а то и саму стену водой залить, сколько получится — чтобы ледяной панцирь покрыл ее с внешней стороны, скрепил бы. Так и пробить ее сложнее будет, и поджечь сразу точно не получится!
Мирослав согласно кивнул в ответ на мои слова:
— Тут прав ты — подобное мы и сами разумеем.
— Тогда последнее: попробуйте сделать станковые самострелы — большие такие, что во Владимире стоят и цельные сулицы на триста шагов пускают. Чем больше их у вас к зиме будет, тем лучше для защиты града. Ведь такими самострелами со стены можно и пороки вражеские достать…
И вновь в гриднице повисла непродолжительная тишина, прерванная по-доброму усмехнувшимся княжичем:
— Вот ведь… Задачу ты задал нам, Егор! Тут только до самой зимы и управиться… Но слова твои зело разумны и грамотны, и для защиты града мы постараемся сделать все, что ты нам сказал. А подобное нельзя оставлять без награды!
Осмотревшись по стенам гридницы, Михаил Всеволодович довольно улыбнулся, после чего обратился к дружиннику, с коим у нас до того вышел спор:
— Принеси-ка, Еруслан, вон ту саблю булатную, да подай ее гостю нашему зело разумному. Пусть послужит она в руках его делу защиты земли Русской!
Дружинник едва не оскалился от злости, но перечить княжичу не посмел — а последний меж тем, обратился к красавице-сестре:
— А ты, Ростислава, коли сама рвешься к отцу — так я то не возбраняю. Ты его любимица, тебя может, он действительно послушает… Отправишься к Вороножу с Елецкой сторожей, да два десятка ратников тебе выделю под началом Еруслана — большего числа дружинников дать просто не могу!
К моей вящей радости княжна легко, согласно поклонилась брату, с довольной улыбкой на губах, после чего развернулась… и даже не посмотрев в мою сторону, удалилась из гридницы. Зато Михаил Всеволодович, заметно посуровев, вновь обратился ко мне:
— А вот в сторону княжны, дружинный, столь дерзостно смотреть остерегись. Иначе тебя живо на голову укоротят — Еруслан о том лично позаботится. Понял?
В этот раз жесткий, требовательный взгляд владетеля Пронска я уже не выдержал, опустив глаза, а ответил за меня Кречет — очень веско и грозно: