Злоба
Шрифт:
Он чувствовал себя измученным, возбуждение дня, наконец, спало и позволило ему обдумать зловещие слова Гара. Разговоры о том, чтобы покинуть Дан Каррег, пугали его. Только при мысли о том, чтобы покинуть его, он понял, как сильно любил это место и людей. Его друзья были здесь, и его сердце тоже. Нет. Он не собирался уходить. Не важно, что говорили мама или Гар, не важно, какой историей Гар делился с Сумуром. Теперь он был воином, мужчиной. Он мог делать все, что ему заблагорассудится. Его рука поползла к косе, которая теперь была в его волосах-коса воина, которую мама и Сайвен вплели туда днем, перевязанная
Халион оказал ему честь, попросив перенести Испытание воина и долгую ночь, но в этом решении была и практичность. Они были так же хороши, как в войне с Рином, и скоро воины Ардана выступят против Камбрена. Понадобятся все руки, способные владеть мечом.
Он чувствовал дрожание от страха при этой мысли. Ехал на войну, но столкнул ее вниз. Это было бы намного лучше, чем уехать.
Инстинктивно он потянулся к рукояти меча и сжал ее кончиками пальцев. Это был большой меч, длиннее обычного, с рукоятью в полторы ладони. После долгих раздумий с отцом он принял такое решение. Из-за тренировок с Гаром он предпочитал двуручный клинок, но это исключало щит, чего он не хотел делать. Таким образом, он почти мог дотянуться до двуручного меча, но-в основном из – за его бесчисленных трудов в кузнице отца, а также его тренировок с Гаром за последние два года – у него была сила, чтобы владеть им как более коротким и легким клинком, и поэтому он мог использовать его со щитом.
Вскоре его глаза начали опускаться. Но долгую ночь предстояло провести в бессонном бдении. Он пробудил в себе еще одно воспоминание этого дня, неприятное. Натаир. По всей крепости люди судачили о короле Тенебраля. Он был одновременно красив и приятен, поэтому становился все более популярным. Но было в нем что-то такое, что не давало покоя Корбану. И каждый раз, когда он видел его, была эта тень, чье-то присутствие . . .
"Видеть то, чего нет, - первый признак безумия, - упрекнул он себя, - по крайней мере, так мне сказала Брина. И все же эта тень . . .
Он вздрогнул.
Странные, пугающие звуки доносил ночной бриз. Но Буря спала спокойно. Он подул на сложенные чашечкой ладони. Было холодно, морской бриз добавлял немного прохлады и без того прохладному воздуху. Он потянулся за одеялом из своего рюкзака.
Я просто посижу немного, подумал он, пока одеяло не прогонит холод с моих костей.
Вздрогнув, он проснулся, весь окоченев. Было еще темно, хотя небо слегка посерело, и звезды побледнели. Его маленький костер давно догорел, но он мог видеть Бурю и Щит, так что рассвет, должно быть, уже близок. Решив, что двигаться лучше, чем стоять на месте, он быстро собрал свои вещи и начал седлать Щита. Он чувствовал себя виноватым из-за того, что задремал в эту долгую ночь, и раздумывал, стоит ли рассказать об этом Халиону.
Все было сделано, Корбан просто сунул свое копье в свое кожаное ложе на седле, когда Буря внезапно подняла голову, посмотрела вниз по склону и зарычала..
Корбан замер и проследил за взглядом волка.
Из-за деревьев выскочил всадник, перемахнул через ручей и галопом помчался к гигантской дороге. Увидев Корбана, он натянул поводья и развернул вспененного коня в плотный круг.
‘А кто-нибудь еще пробрался сюда?- сказал он хриплым голосом, почти шепотом.
‘Что ты имеешь в виду?- Спросил Корбан, сжимая рукоять меча.
– Гонцы из Бадуна, - проворчал мужчина.
‘Нет. Никого.’
Мужчина выругался, сплюнул на землю и оглянулся через плечо. ‘Ты должен ехать верхом, они не могут быть далеко позади, - настаивал мужчина.
– Бадун пал.’
– Что? Но. . .- Сказал Корбан.
‘Вперед. У нас нет времени, - отрезал мужчина и, пришпорив лошадь, вонзил в нее пятки.
Корбан смотрел, как всадник исчезает за гребнем холма, и тут его внимание привлек шум, доносившийся со дна долины.
Из леса появились конные фигуры, дюжина или около того воинов, с копьями в руках. Корбан нахмурился. Было что-то неправильное в их движениях, что-то скрытное.
Затем на гребне Дальнего склона, возможно, в лиге, а может, и меньше, что-то шевельнулось. На гигантской дороге появилась темная линия: всадники, широкая колонна, обрамленная бледной полосой света, предшествовавшей заходящему солнцу. Они быстро приближались к нему. По обе стороны дороги из-за гребня высыпали еще какие-то фигуры, двигаясь по земле темным пятном, копья и развевающиеся знамена мелькали на фоне светлеющего неба.
Корбан просто смотрел, наблюдая. Затем на горизонте показался край солнца, и множество наконечников копий поймали первые лучи, вспыхнув, как тысячи свечей. По склону к нему ползло войско-море воинов в красных плащах, бык Нарвона хлопал на бесчисленных знаменах.
Пришел Овейн.
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ
КОРБАН
Корбан вскочил на Щита и направил лошадь вверх по насыпи к гигантской дороге. Он еще раз взглянул на ползущее к нему войско, его взгляд метнулся к разведчикам, пробиравшимся вниз по склону к ручью. Пока он смотрел, один из них подал знак остальным и указал на него. Его сердце дрогнуло, когда он пустил Щита в галоп, голоса за спиной стали громче, а стук копыт раздавался в воде.
Он скакал на Щите изо всех сил, его сердце колотилось, и паника нарастала.
Наконец показался коттедж Брины, Дан Каррег-высокое пятно на горизонте В все еще Туманном свете рассвета.
Он натянул поводья Щита, и конь тяжело задышал в холодном утреннем воздухе. Еще дальше он увидел облако пыли, отмечавшее всадника, с которым он разговаривал, въезжающего в деревню. Он подтолкнул Щита к коттеджу Брины.
Целительница склонилась над своим травяным участком, дергая за пучок ястребинку, когда Корбан подошел к ней.
– Быстро!- воскликнул он. ‘Мы должны идти.’
– Что?- Огрызнулась Брина, хмуро глядя на ястребинку, который явно не хотела отрываться от Земли.
– Неужели одна ночь в темноте совершенно выбила тебя из колеи?’
‘Войско Овейна, тысячи идут, - задыхаясь, произнес Корбан.
– Примерно на Лигу назад, но его разведчики не отстают от меня.’
Брина с минуту смотрела на него, потом вскочила на ноги и поспешила в дом, зовя Крафа.
– Скорее!- Крикнул Корбан, и через мгновение Брина появилась в дверях с мешком за спиной, ворона хлопала крыльями и протестующе кричала.