Злобный босс, пиджак и Танечка
Шрифт:
— Сначала картошку закинь!
— А есть разница? Все равно ж вместе сварится.
Я было возмутился, но вовремя заметил озорной огонек в карих глазищах. А ведь она просто издевается! Да и суп вышел простенький, но вполне приличный. Зачем это она, интересно, от меня свои способности скрывает? Неужели еще не поняла, что я не слезу, пока все их на поверхность не вытащу? Но я не нахваливал блюдо, ел молча, она ж меня утром не хвалила. А то решит еще, что мне вообще все в ней нравится. Особенно нравится то, что до ночи еще куча времени, а на сытый желудок очень хорошо сидится где-нибудь на террасе. И обнимается, если кому-то станет холодно. И преотлично разговаривается по душам — это когда всякую чушь несешь, а потом неожиданно уже целуешься с первым под губы попавшимся.
Но к подобному настроению подводить надо медленно, аккуратно, чтобы жертва подвоха не почуяла.
— Тань, сегодня камин растопить сильнее, или на первый этаж переедешь?
— Даже не знаю... У тебя же еще свитера найдутся? Не обмерзну.
— Найдутся. Принести?
— Не надо, здесь тепло.
— А на улице?
— А на улице холодно.
— А если в двух свитерах?
— Андрей, ты меня гулять зовешь? — она прищурилась.
— Нет. А ты хочешь, чтобы позвал?
— Хочу я одного — оказаться дома в горячей ванне. Природа хороша, но в меру.
— Ты разве успела природу разглядеть?
— Ты снова меня гулять зовешь?
— Нет. Идем? Здесь речка есть недалеко.
— Ну... пошли. Все равно больше делать нечего. Только давай сначала свои свитера — не хочу простыть.
Вышла она на улицу разодетая, теперь похожая больше на медведя-шатуна, чем на худенькую девушку. К счастью, уже почти стемнело, потому мне не пришлось любоваться этим жутким зрелищем. Протянул ей руку, когда вышли за ворота.
— Ты что делаешь? — удивилась она.
— Хочу быть уверенным, что ты не впечатаешься лицом в землю.
— Не впечатаюсь! Я ощущаю себя толстым мячиком — даже если набок завалюсь, не сразу замечу.
Я хмыкнул:
— И то верно, сто одежек и все без застежек. Тебе не жарко случаем?
Осенний вечер был довольно прохладным, даже дождик за день несколько раз моросил. Да и сейчас влажность уюта не добавляла. Но не для трех же свитеров!
Она шаталась по тропинке за мной следом и отвечала звонко:
— Мне нет! Но как тебе не холодно, ума не приложу.
— Беспокоишься?
— Еще чего!
— Тогда дай руку, чтобы я не упал. У меня-то стольких амортизирующих свитеров нет.
— Еще чего!
— Я пошутил. Так ты еще и мерзлячка, выходит.
— Еще и? Говоришь так, словно у меня куча недостатков, и вот еще один нашелся!
— Да нет, это не недостаток, Тань. В отличие от остальных твоих качеств.
— Кто бы говорил!
Так и шли по темному лесу, замечательно переругиваясь. Я резко остановился, потому она врезалась мне в спину и тут же отступила назад.
— Вот и река, — оповестил я.
Сзади возмущалось:
— Красота какая! Чудесная природа! Наверное. Жаль, в темноте ничего не видать.
Пришлось шагнуть в сторону, чтобы дать ей проход:
— Сюда иди, тут тебе луна специально воду подсвечивает. Осторожно только, берег очень крутой.
Она вышла вперед и замерла. От реки дуло, но все же вид открывался неплохой.
Днем, конечно, красивее и романтичнее бы получилось, но что уж там — и так нормально. Я все же опасался, что она лишний шажок вперед сделает, и как бы на этом закончатся наши великолепные отношения. И вслух выражать заботу как-то не хотелось, еще поймет неправильно. Или правильно. Я бы обнял сзади, но ведь не факт, что не взбрыкнет, после чего мы оба полетим вниз. Потому, недолго думая, крепко ухватил ее сзади за воротник.
— Ты зачем меня за шкирку взял? — поинтересовалась она ехидно.
— Переживаю, что ты прямо сейчас уволишься, — честно ответил я.
— А. Ну тогда крепче держи, — смирилась Таня и погрузилась в созерцание, а я не мешал.
Все же есть в такой обстановке что-то емкое, до самого нутра пробирающее.
Потому и хочется иногда стоять у воды долго и ни о чем не думать. Вот мы и стояли, в себя погруженные. Она — чуть впереди на зыбкой насыпи, и я за ее спиной, крепко сжимая кулак, чтобы не потерялась от меня. Вроде бы вместе, но по раздельности, потому что кое-кто сопротивляется неизбежному. Но ведь совсем чужие вот так не должны стоять? Как же мне ее к этой мысли подвести?
— Тань, можно, я тебя обниму, чтоб не свалилась? Ничего личного.
— Не надо, — она ответила совсем тихо. Наверное, тоже атмосферой прониклась.
— Пойдем, Андрей, домой. Сюда утром приходить надо.
— Сходим и утром, настырная, — нехотя принял я теперь ее предложение о прогулке.
Она повернулась, пришлось отпустить. И снова идти впереди, чтобы показывать дорогу в уже кромешной тьме. А Таня мечтательно рассуждала:
— Сейчас чаю с булками напьемся!
— Там еще коньяк остался, — подсказал я правильный выбор.
— С булками! — она будто и не слышала.
— Кстати, а ванна и здесь есть. Ты вроде в ванну очень хотела. Обещаю не подглядывать. А потом завернемся в пледы и усядемся у камина чистыми, ко всему готовыми... — последнее я шепотом произнес, вовремя сбавив тон.
— Так-то можно. Но опять, как-то двусмысленно...
Я добавил в тон праведного гнева:
— Тань, ты видишь двусмысленности вообще во всем! Если мечтаешь оказаться в моей постели, так уже говори прямо! Меня до чертиков твои намеки доводят, серьезно. Я уж всяко стараюсь не напоминать о том, что было, изображаю, что мы теперь-то идеально сработались, но тебе прямо неймется! Запомни, я тебе начальник, и тоже сделай вид, что все неловкости забыла.
— О, — она растерялась от моей атаки. — Я ничего такого не имела в виду! Но рада слышать, что ты так считаешь.
А вот это жаль, если честно. Но есть такие войны, которые выигрываются только очень аккуратно. И чем дольше они выигрываются, тем вернее они выигрываются.
И когда мы уже распивали чай с булками, а в моей голове зрела одна стратегия за другой, случилось немыслимое. Места здесь глухие, тихие. в наш поворот свернуть может только Заблудившийся или... Я подошел к окну сразу, как только услышал звук шин. Точно, машина отца. Им денег мало, чтобы на Майами рвануть? Зачем сюда-то?!