Злое счастье
Шрифт:
— Мы обязаны упредить события!
— Как?
Царедворец поглядел на своего властелина столь многозначительно, что у того похолодело в груди.
— Ты знаешь, что Мэй грозил мне войной, если что-то приключится с Хелит? — тихо спросил Альмар. — Так и сказал: «Получишь гражданскую войну!» А Сэнхан… тот скорее умрет и сожжет дотла Галан Май, чем обманет надежды брата.
Риадд глядел мимо, и глаза его постепенно приобрели стылый цвет зимнего моря.
— Мы сделаем умнее, мой государь, не подставляя под удар ни Сэнхана, ни себя, — проскрипел он мокрым океанским песком. — Мы спугнем
Альмар до крови закусил нижнюю губу и почти через силу согласно кивнул. Была б на нем корона — зашвырнул бы подальше в море. Кто сказал, что она символ власти? Хуже рабского ошейника и удавки проклятая платиновая штуковина, из-за которой приходится в третий раз предать друга детства.
Избавленный от ошейника красноглазый дэй'ном продолжал покорно брести рядом. Он весь закутался в старое в заплатках одеяло, которое служило ему одновременно и подстилкой, и плащом, и теплой одеждой. И даже когда Мэй заехал в первую попавшуюся деревню купить еды, безропотно ждал его, скорчившись под кустом. Своего шанса умереть доброй смертью, Итки не хотел упускать ни при каких обстоятельствах. Отступник Мэй не станет издеваться, он достанет свой замечательный прекрасный меч и ударит… Разве смеет мечтать о таком подарке дэй'о с проклятой и нечистой кровью? Какая немыслимая честь.
По здравому размышлению, парня следовало порешить сразу, чтоб не уподобляться его сородичам и не мучить беззащитное существо, но Рыжий не торопился приводить приговор в исполнение. Он осторожно и тщательно исследовал новое для себя чувство, взвешивая его по крупинке на внутренних весах, и не переставал удивляться столь внезапному приобретению. Словно той ночью проведенной с Хелит с ним случилось долгожданное чудо — в каменной броне, в крышке его саркофага, появилась невидимая трещинка, сквозь которую проникают живые чувства из настоящей жизни. Стоило бросить взгляд на Итки, как внутри начинала шевелиться крошечная змейка, а где-то под бровями дрожали жилки. Жалость, лойс подери!
— Почему ты сбежал из Чардэйка? — спросил Мэй, когда они оба поели.
— Я был обычным слугой в храме, а потом меня отправили в солдатский бордель, — спокойно ответил дэй'о.
Рыжего помимо воли передернуло. Какое-то время они молчали, глядя в огонь. Потом Мэй полез в седельную сумку, долго рылся в ней.
— Возьми, — сказал он и протянул Итки охотничий нож в простых ножнах.
— Зачем?
— С ножом в лесу выжить проще, чем без него.
Дэй'о не сразу понял, что от него требуется.
— В Чардэйк ты не хочешь возвращаться, оставить тебя при себе у меня нет никакого желания, — терпеливо объяснил ему князь. — А в лесу ты сможешь жить долго, если, конечно, сумеешь хорошо спрятаться.
Итки уставился на Мэя круглыми отвратительными своими глазами. Он не верил и, кажется, был сильно разочарован таким поворотом событий. Треугольное костлявое лицо, грязно-белые волосы, тщедушное жилистое тело, просвечивающее через лохмотья — убогое, несчастное, никому не нужное существо. Смотреть — с души воротит, не то чтоб руки марать.
— Я не стану
— Почему? Разве это сложно? — изумился дэй'о. — Одно движение и…
— Я имею право выбирать, — отрезал Мэй. — С лесным зверьем тебе проще ужиться, чем с кем-либо еще в этом мире.
— Пока снова не поймают? — обреченно вздохнул дэй'о.
— А ты не попадайся! — посоветовал Мэй.
— А если я на тебя нападу? — шепотом спросил Итки.
Рыжий зло прищурился. Его мутило.
— У меня был брат, его звали Морген, — сказал он. — Его отряд разбили твои сородичи, а его самого взяли в плен. Дэй'ном выкололи ему глаза… серые, веселые… они отрезали ему губы и уши… тебе рассказать, что они еще с ним сделали, прежде чем убили?
Итки мотнул головой. Он знал.
— У меня был отец, его звали Финигас. Слышал о таком? — продолжал Мэй заплетающимся языком. — Дэй'ном отрубили ему руку в бою. Он кровью истек… Убирайся с глаз моих, дэй'о! Бери нож и убирайся!
Беловолосый схватил подарок и бросился прочь, не разбирая дороги, петляя, как заяц. Все-таки впереди у Итки целая зима, а нож ему и в самом деле еще очень даже пригодится. Он бежал, не останавливаясь, только бы как можно подальше от безумного князя униэн, не пожелавшего убить своего извечного врага, и от его звериного дикого воя еще долго преследовавшего Итки: «Морген! Мо-о-о-орг-е-е-е-ен!»
Блаженны забывшие…
Нет!
Только не так!
Почему? За что?
Хелит металась по своей комнате, словно плененная браконьерами тигрица по тесной клетке. И разве только не выла в голос от злости и отчаяния. Ведь знала же, знала, что ир'Брайн её в покое не оставит, а заодно и настроит Альмара против. Пока она тут сеяла средь простого народа «доброе и вечное», в Лот-Алхави созрели к решительным шагам. Больше всего Хелит хотелось самой себе надавать тяжелых оплеух, чтоб вся морда вспухла. Теперь она как никто понимала Сэнхана, без конца корящего себя за все, что случилось с Мэем. Только он ни в чем не повинен.
«Что ты натворила, дура стоеросовая?! Что наделала, трусливая сволочь?!» — мысленно вопрошала Хелит.
Хорошо еще, что солнце уже успело сесть, иначе у неё бы глаза вытекли от боли, так мучительно смотреть на тихую, безмятежно дремлющую в преддверии зимы, долину. Из-за неё, из-за чужой и нелепой женщины, вся эта волшебная пастораль может исчезнуть в огне междоусобицы…
— Я не верю тебе, — решительно сказал Сэнхан, приехавшему ранним утром ир'Брайну, и сразу же пожелавшему уединиться с хозяином для приватной беседы. Разумеется, Хелит не могла ни подслушать их разговор.
— Волчара люто ненавидит Мэя.
— И, тем не менее, они очень мирно поговорили. У меня есть живой свидетель, — возразил Риадд ир'Брайн.
— Это еще ничего не доказывает!
— Сэнхан'илли, разве я пришел к границам твоих земель во главе дружины с мечом и щитом? — голос королевского легата звучал спокойно, почти доверительно. — Нет ведь? Я приехал, как друг. Я приехал как равный к равному, как к наследнику Финигаса, чтобы предупредить и предостеречь.
— Мэй не нарушит клятвы верности.