Злой город
Шрифт:
Так и не сняв пальто, она присела в кресло, растерянно глядя на розы, и тут в двери раздался звук вставляемого ключа – она испуганно вскочила и бросилась в прихожую. Это был довольный и улыбающийся Дмитрий с пятью алыми гвоздиками в руках.
– Привет! – весело начал он, но, заметив ее встревоженное лицо, тут же сменил тон. – Что-нибудь случилось?
Она кивнула, и в этот момент раздался телефонный звонок. У нее защемило сердце от дурного предчувствия. Дмитрий, расстегивая плащ и все еще не сменив выражения лица, взял трубку: «Алло?»
Пауза. Он повторил:
– Алло, я слушаю.
После недолгого молчания раздался мужской голос, поразивший его своим высокомерием:
– Светлану
Дмитрий недоуменно вскинул на нее глаза и уже хотел было машинально передать трубку, но что-то непереносимо-хамское в этом обращении на «ты» заставило его остановиться.
– Простите, ас кем я говорю?
– Светлану позови, я сказал, – все также медленно и хамски-требовательно повторил голос.
– Пока вы не представитесь, я этого не сделаю.
– Что, хочешь очень быстро сыграть в ящик? – это было сказано так отчетливо и угрожающе, что Дмитрий почувствовал, как учащенно забилось сердце и дрогнули руки. Он оглянулся на Светлану, и ее встревоженный вид его отнюдь не успокоил, хотя он понял, что в этот момент защищает ее от чего-то страшного.
– Короче, что вам угодно?
– Мне угодно твою бабу.
– Пошел к е…ной матери! – Дмитрий бросил трубку. Светлана, пораженная его вспышкой, спросила. «Кто это звонил?», но он лишь махнул рукой, чувствуя, что начинается что-то ужасное и сейчас обязательно позвонят еще. Не успел он прикурить и выпустить первую струю дыма, как звонок повторился.
– Да.
– Если тебе что-то неясно, козел, то выгляни в окно и подумай, сможешь ли ты выйти на улицу, если я этого не захочу.
Дмитрий молчал.
– Ты понял, что я сказал? Выгляни в окно.
Дмитрий взял телефон в руки и двинулся к окну. Светлана удивленно последовала за ним. Во дворе стоял белый «феррари», возле которого прохаживались два здоровенных бугая, нетерпеливо поглядывавших на их окна. Заметив Дмитрия, один из них, усатый и плечистый, сделал характерно-презрительный жест – выставил сжатую в кулак правую руку и с размаху ударил по ее локтевому суставу кистью левой.
– Ты все понял или еще что-то неясно? – после долгой паузы поинтересовался голос. – Зови Свету.
– Нет.
– Тогда пиши завещание и заказывай гроб с музыкой, – и в трубке раздались короткие гудки.
В глубине души Дмитрий очень испугался, хотя изо всех сил постарался не показывать этого Светла не. Впрочем, она и так это почувствовала, а потому смотрела на него вопросительно-тревожно. Он еще не знал, что произошло и кто эти люди, но уже понял, что его короткому и безмятежному счастью настал конец и ничего уже не поправить, чтобы вновь вернуться к тому радостно-безоблачному состоянию души, в котором он пребывал последнюю неделю. Оказалось, что достаточно одного телефонного звонка– и все, и мгновенно наступило крушение привычной жизни, и потянуло тяжелым, трупным запахом, от которого не спрятаться и который подступает к горлу омерзительным удушьем.
Так и забыв раздеться, они еще долго сидели в креслах друг против друга, а цветы и миллион рублей постоянно напоминали им о том, что телефонный звонок – не мираж, он обязательно повторится, белый «феррари» – не призрак, и хотя он уехал вскоре после звонка, еще обязательно вернется, этими цветами можно покрыть могилу их спокойствия и всей прежней жизни.
В эту ночь их ласки были столь странными, утонченными и печальными, как будто это была их последняя ночь перед неизбежной и неведомой разлукой – оба чувствовали это, стараясь изо всех сил удовлетворить малейшее желание друг друга, и стыдились этого, словно заранее признав неизбежность поражения.
Утром Дмитрий стал собираться с особой тщательностью, словно ему предстояло важное деловое свидание.
– Ты идешь? – полувопросительно-полуутвердительно сказала
– Да. Сначала в милицию, потом куплю новый замок. Эти проклятые деньги я беру с собой, а ты заложи цепочку и никому, ни под каким предлогом не открывай. К телефону не подходи, если будут особенно настойчиво звонить, просто выдерни шнур из розетки. И вообще, перед окнами старайся не показываться, чтобы у них не было уверенности в том, что ты дома. Телефон местного отделения милиции – в записной книжке. Ну, кажется, все.
Они не просто поцеловались, а нежно прижались друг к другу и какое-то время стояли молча. Наконец Дмитрий со вздохом оторвался от нее и ушел.
Он никогда не доверял милиции, видя в ней опасность не столько для грабителей и бандитов, сколько для мирных и подвыпивших интеллигентов, представлявших собой любимую мишень для издевательств со стороны полуграмотных сержантов. Где-то, в каких-то экстремальных ситуациях, о которых писали газеты и снимали кино, доблестные милиционеры, может быть, и совершали свои героические подвиги, но в обычной московской жизни, стоило только слегка выпить – и ты, будучи самым законопослушным и смирным гражданином, не имеющим в мыслях ничего иного, как только поскорее добраться до дома, становился совершенно беззащитным перед любой милицейской фуражкой, которой в тебе что-то не понравилось. Складывалось такое удивительное впечатление, что милиция боится и уважает преступников, поскольку они необходимы для ее собственного существования (порой они и разговаривают на одном языке), но зато откровенно презирает тех самых законопослушных налогоплательщиков, на деньги которых и ради которых вроде бы и существует.
А ведь именно милиция и различные чиновники представляют в воображении рядового гражданина то реальное государство, с которым ему постоянно приходится иметь дело. И в этом представлении с неприятной отчетливостью пролегает грань между «они» и «мы». Нет, в обычной жизни «они» могут быть такими же, как и «мы», со всеми своими страстями и слабостями, но стоит им в свое рабочее время стать представителями государства, как «они» напрочь утрачивают свои лучшие человеческие качества, оставляя лишь самые худшие, главнейшими из которых является непрестанное желание всячески «нас» давить и унижать.
Что, если бы рядовому российскому гражданину представилась фантастическая возможность отомстить своему «родному» государству и его твердолобым представителям за все те унижения, трудности и муки, которым оно его постоянно подвергает, пребывая при этом в неумолимой уверенности, что даже иные государственные глупости имеют священное значение, а потому нет ничего такого, чего нельзя было бы не принести в жертву этому Молоху (кроме, разумеется, его собственных частей) – будь то жизнь гражданина или его личное счастье. Так вот, что бы стал делать рядовой российский гражданин, обретя возможность отомстить государству, немного одумавшись и поостыв? Расстреливать тупых и ленивых чиновников, а также продажных и наглых представителей всех государственных сословий? Пороть, сажать в тюрьмы, катать на шесте, вымазанных дегтем и вывалянных в перьях? Но ведь у каждого из них есть семьи и дети, кроме того, такими их сделала система – а любую систему придумывают те же люди, и любая система – это всего лишь определенные связи и отношения между теми же людьми. Так кто же должен за это отвечать? Какая странная и ужасная сила абстракций довлеет над человечеством! Народ, партия, государство, нация – но за всеми так называемыми общими интересами неизбежно проглянет свиное рыло интересов конкретных людей и групп. А потому общие интересы – это всегда только ширма, за которой воюют друг с другом интересы различных общественных групп, большей или меньшей численности.