Злые чудеса (сборник)
Шрифт:
Ничего он мне не сделает. Очень уж рискованно. Откуда ему знать, кто еще в курсе, кто относится к некоторым вещам чрезвычайно серьезно? И кто, если и я окажусь в госпитале с неизвестной медицине хворью, найдет способ его грохнуть? Даже здесь, в тыловом городке, такое свободно можно устроить, разведчики – народ хваткий, изобретательный и крови давно не боятся. И стажер вне опасности, Гриньша представления не имеет, откуда он родом, к чему серьезно относится, а к чему нет… Стоп, стоп! Получается, я допускаю всерьез, пусть на секунду…
Я бросил окурок под ноги, сердито его затоптал и пошел в дом. Там все было как обычно, понемногу
…Когда я после времени подъема надел галифе и натянул сапоги, за гимнастерку взяться не успел – вошел старшина Бельченко с хмурым и озабоченным лицом, сообщил с порога:
– Похоже, ЧП, командир…
Вот уж обрадовал! ЧП во вверенном тебе подразделении – вещь для любого командира неприятная…
– Что такое?
– Гриньша так и не вернулся. Как ушел вчера на ночь глядя… Постель неразобранная, самого нигде нет, и никто ничего не знает. Первый раз с ним такое…
Я неторопливо надел гимнастерку и приладил портупею, чтобы было время собраться с мыслями. Подумал и спросил:
– Как думаешь, куда он мог пойти?
– А что тут думать? К этой своей крале, ясное дело. Не первый раз, мы ж говорили. Только в те разы всегда возвращался к подъему. Как и Дорофеев с Курочкиным. Они тоже вчера затемно уходили, только оба вернулись, с таким видом, словно и не отлучались, а Гриньши и след простыл…
– Адрес знаешь?
– Откуда? И никто не знает. Знаем только, что живет с дитем и матерью где-то в своем домике на окраине. Вообще-то ниточка есть. Три дня назад Гриньша ей привозил дрова из «фрицевского леспромхоза», уж водила-то точно знает куда.
– Наш Парамоныч?
– Нет, Парамоныча он почему-то задействовать не стал, хоть наша полуторка исправная и стоит без дела. Говорят, с кем-то из автобата договорился, уж не знаю, чем платил…
«Фрицевский леспромхоз» мы все прекрасно знали – это за западной окраиной городка. Немцы, аккуратисты, и тут себя проявили – силами саперов извели почти под корень небольшой лесочек, напилили и накололи, рассчитывая обосноваться здесь надолго. Штабеля и сейчас тянулись почти на полкилометра. Когда немцы драпанули без боев, дрова помаленьку использовали на свои нужды наши части, «леспромхоз», в отличие от трофейных складов, не был взят под охрану, так что за ними и горожане приходили с тележками. Мы сами, обосновавшись здесь и разведав обстановку, нагрузили полуторку Парамоныча, чтобы и чай было на чем вскипятить, и печку на ночь протопить – ночами зябко…
Пока я одевался и затягивал ремни, решение пришло само – не такую уж сложную задачу пришлось обдумывать.
– Подождем часок, – сказал я, засекая время. – Мало ли что, не стоит раньше времени паниковать…
Бельченко понятливо кивнул. Мало ли что бывает. Мог попросту перебрать вчера и дрыхнет сейчас без задних ног. Предположим, раньше с ним такого не случалось, но от строгого взыскания это его не спасет, поскольку на сухом военном языке именуется «самовольная отлучка из расположения части». Но нельзя тянуть до бесконечности. Придется, как полагается, доложить в комендатуру, что любого командира отнюдь не красит, и свой втык он обязательно получит…
В коридорчике застучали сапоги, и, к некоторому моему удивлению, появился лобастый лейтенант-стажер, забайкалец. Вид у него был даже не хмурый и озабоченный, как у Бельченко и наверняка у меня, если подбирать подходящее слово – горестный. Мрачнее тучи был лейтенант.
Однако козырнул мне четко, по всем правилам:
– Товарищ старший лейтенант, я за вами. Нужно ехать, начальник дивизионной разведки за вами послал. Военная прокуратура уже там. – Он правильно истолковал мой вопросительный взгляд. – Там вашего сержанта… нашли.
Как пыльным мешком по голове… «Нашли». О живых так не говорят (и уж тем более о пьяных) – исключительно о мертвых…
Но я, чтобы окончательно убедиться, все же спросил:
– Мертвый?
– Именно. – Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу. – Смерть вроде бы естественная. Товарищ старший лейтенант…
– Да, конечно, едем, – сказал я, снимая с вешалки фуражку. И привычно распорядился: – Старшина, остаетесь за старшего.
А Бельченко так же привычно ответил:
– Есть.
Знать бы, такое же у меня сейчас удивленное лицо, как у него? Что за естественная смерть могла внезапно обрушиться на здорового бугая, которого впору в семидесятишестимиллиметровую пушку запрягать? И до последнего момента ни на какие хвори не жаловавшегося?
Когда мы вышли на улицу, мне в голову пришла чуточку эгоистическая, но вполне уместная в такой ситуации у любого на моем месте мысль: если смерть естественная, моя промашка как командира, просмотревшего самовольную отлучку подчиненного, как бы сглаживается – с меня и взятки гладки, если разобраться, Гриньша уже никому ничего не скажет, я не обязан бдить за подчиненными круглосуточно. Упрекнуть меня за такую мысль, потаенный вздох облегчения, может только тот, кто на моем месте никогда не бывал и не будет…
– Вы в курсе, что там случилось? – спросил я, когда мы сели в знакомый «виллис» и лейтенант завел мотор. – Где его… нашли?
– В доме у его… знакомой.
– А подробности знаете?
Он рассказывал, не глядя на меня, сухо, отрывисто, казенными фразами. Лицо оставалось таким же горестным – уж никак не из-за Гриньши, с чего бы вдруг, они даже не были знакомы…
Выходило так. На комендантский патруль, шагавший по обычному предписанному маршруту, выскочила молодая женщина, сразу видно, пребывавшая в нешуточном расстройстве чувств, и сообщила, сбивчиво и несколько бессвязно, что у нее дома вдруг умер военный, не первый раз «приходивший к ней в гости». Вчера ночью он пришел, а утром вышел на минутку в комнату к ее ребенку (любил с ним «тетешкаться»), задержался там, было тихо, а когда она заглянула, «гость» лежал как мертвый, не двигался и не дышал, с широко открытыми глазами. Она не знала, кого и звать, решила бежать в милицию и как раз встретила патруль.
Что это за гость, военный, пришедший ночью и оставшийся до утра, патрульные просекли моментально, но это было дело десятое, абсолютно им неинтересное по причине житейской обыденности, не имевшей ничего общего с нарушением воинских уставов. А вот мертвый – это уже серьезнее. Это уже как раз дело комендантского патруля. Ну они и пошли в ее дом. В самом деле, там обнаружился труп, на взгляд патрульных – без признаков насильственной смерти. Красноармейская книжка у него была в нагрудном кармане гимнастерки, место службы указано четко. И закрутилась машина: они доложили в комендатуру, а уж оттуда позвонили в военную прокуратуру. Их следователь, капитан Парилов, уже там. Вот и все, если вкратце, товарищ старший лейтенант…