Злые создания. Часть 1
Шрифт:
Нога резко опустилась, а сама Лера оттолкнулась руками от рамы и упала в комнату. Убедившись в твёрдости пола под собой, она встала. «Боже мой, это ведь не я! Я бы не смогла, никогда не смогла бы. О чём я вообще думала? Не так! Чтоб вас всех, это закончится не так!» Появившаяся неожиданно злость, Лерина злость, принесла облегчение, стала чем-то вроде лекарства от всего происходящего. Отныне и навсегда Лера убедилась в собственной нормальности и запретила себе самой сомневаться в этом хоть на мгновение. Подбежав к окну, она захлопнула раму и прислонилась лбом к стеклу. Если она решила бороться, сначала ей надо понять с чем, с кем или же за что.
Сначала Лера решила привести себя в более приличное состояние (благо все необходимые для этого принадлежности были). В шкафу нашлись просторные брюки серого цвета из тонкой гладкой ткани, напоминающей шёлк, на шнуровке и однотонная белая просторная блузка без рукавов с застёжкой на шее. Там же Лера нашла деревянный гребень с металлической оправой и лёгкие туфли, почти тапочки. Кажется, что-то такое носили на среднем Востоке.
Крепкий сон и новый день принесли Лере странное спокойствие и некое подобие
«А ладно. Всё равно ничего лучше придумать не смогу. Скажу, как есть, а там будь что будет». «А быть может всё что угодно, – тихий вкрадчивый голос вновь поднял свою змеиную головку. – Даже казнь, почему бы и нет. И никто об это даже не узнает. Печальная участь». «Заткнись! И без тебя настроение паршивое, а помощи от тебя как от коня молока. Нету, в смысле». «Уже сами с собой спорим, милочка. Плохой знак, очень плохой знак…».
Лера со стоном откинулась на спину и уставилась в потолок. Сейчас больше всего ей нужны холодный разум и смелость, но внутри пока только одни вопросы без ответов и жалость к самой себе. Надо было как-то взять себя в руки и с большим трудом, практически собирая себя по кускам, Лера встала и подошла к двери. Чувствуя, что падает в холодную прорубь, она постучала. Секунда тишины, две, три. Никакого ответа. Постучав ещё раз, она приложила ухо к двери. Тишина и никакого движения. Испытав странное облегчение, она вернулась и на этот раз села в кресло, придвинув его поближе к окну.
Пейзаж был самым обыкновенным и незамысловатым, и ничем не привлекал внимания, если, конечно, не принимать в расчёт то, что это совершенно обыкновенный и незамысловатый пейзаж для средних веков. Он не вызывал в Лере никаких чувств, по крайней мере никаких положительных, поэтому она, находясь в каком-то заторможенном состоянии, просто перевела взгляд наверх. Там вид был, определённо, получше. Огромное, лазурно-голубое небо, которому, казалось, не было конца, занимало почти весь возможный вид из окна. Белые кучевые облака в небольшом количестве были раскиданы словно куски ваты. Под солнечными лучами они светились такой невообразимой белизной, что у Леры заслезились глаза, однако она не нашла в себе ни сил, ни желания отвести их. Поудобнее устроившись в кресле, забравшись в него с ногами, Лера, наконец, позволила себе раствориться в совершенном тёплом спокойствии.
* * *
Девушка упала на холодную землю, больно оцарапав босые ноги. Она с трудом поднялась и невольно
Лес расступился в мгновение ока, показав ей самое своё сердце. Это было широкое и, на удивление, идеально круглое озеро, покрытое толстым слоем льда и снегом. В самом его центре можно было различить холмики снега. К ним она и пошла. Раньше она, несомненно, сперва проверила бы лёд на прочность, убедилась бы, что путь безопасен. Но сейчас это более не имело значения. Она шла вперёд, не отрывая взгляда от тех самых холмиков и, не отдавая себе в этом отчёта, прибавляла шаг.
Это не были снежные холмы. Восемь ледяных могил, расположенных по идеальному кругу, были лишь слегка припорошены снегом. В каждой глыбе льда лежал человек. Она начала подходить к каждой, протирать её ладонью и вглядываться в лица. Первой оказалась девочка, примерно двенадцати лет. Следом шёл парень постарше, ему наверняка было уже за двадцать, неаккуратная щетина обрамляла его узкое угловатое лицо. За ним был ещё один парень, даже вернее было бы сказать, мужчина с рыжими как огонь волосами. В его лицо девушка вглядывалась дольше прочих, силясь что-то вспомнить. Однако ничего в голову так и не пришло, и она отправилась далее. В следующей могиле лежала молодая женщина или же взрослая девушка, трудно было определить из-за её болезненной худобы. Короткие и густые волосы отдавали синевой, а скулами можно было резать вены. Затем был ещё один парень. Его можно было бы назвать скалой, так огромен он был.
Девушка уже подходила к концу круга, оставалось всего три могилы и вместе с тем приближался ответ. Или же новые вопросы. В следующей могиле лежала девушка, возможно одна из самых красивых виденных ею. Длинные густые волосы отливали зеленью и спускались ниже поясницы. Всё в ней было прекрасно и даже стараясь, девушка не нашла в ней ни одного изъяна. Отвернувшись, она направилась к предпоследней могиле. Но уже походя к ней, она почувствовала, как её сердце начинает качать по венам не кровь, а стылую воду. Проведя ладонью по льду, Девушка увидела только то, о чём уже знала. Могила была пуста. Зато в следующей она вновь обнаружила тело. Молодая девушка, кожа цвета топлёного молока, короткие светлые волосы до плеч. Это всё, что Лера смогла заметить, всё, что успела заметить.
И снова ярость застелила ей глаза, а в голове закричал голос, которого прежде она не слышала. «Здесь должна была быть Я! Они отняли это у меня, они все! А он больше всех! БУДЬ ОН ПРОКЛЯТ!»
На её левое плечо легла чья-то тяжёлая рука, и ярость в мгновение ока превратилась в страх. Перед ней стояла её копия. Да, изломанная, исковерканная, но копия. Волосы неровно подстриженные, словно ножом срезанные, кое- где мелькает седина, кожа обветренная, на лбу и у глаз залегли глубокие морщины, передний зуб сколот по диагонали. А сквозь весь её облик словно просвечивалась даже не злость, а абсолютная ненависть. «Тебя не должно здесь быть! Уходим, срочно, пока тебя не нашли!» – и больно сжав предплечье девушки, копия потянула её прочь, вглубь холодного леса.
***
Он пришёл на закате. Дверь открылась практически бесшумно, сопровождаемая лишь небольшим щелчком. Затем послышались шаги и, судя по поступи, они принадлежали не охранникам. Лера нашла в себе силы обернуться лишь, когда шаги остановились за её спиной. Обернулась и сразу подскочила, не обращая внимания на дрожь в коленах и внезапно вспотевшую спину – это был Исаава. Он стоял уверенно, и даже слегка опираясь на левую ногу, при этом держа руки на груди и внимательно разглядывая Леру. На пару мгновений воцарилось тоже молчание, что и при первой их встрече, однако на этот раз, слегка прочистив горло, первой начать разговор решилась Лера.
– Простите, но м-мне кажется… то есть я хочу сказать, что… на самом деле вы не… я не… – после этой, вне всякого сомнения, более чем содержательной речи, она поперхнулась и замолчала. Лера мучительно понимала, что им нужно объясниться, но её язык отказывался поспевать за стремительно несущимися мыслями, и все тело выходило из-под её контроля из-за страха и растерянности. Недавно воцарившееся спокойствие лопнуло как мыльный пузырь, как только вновь появилась реальная угроза. Однако взгляд Исаавы не наводил на мысли об опасности и через секунду – другую Лера, поощряемая дружелюбным взглядом и кивками, на этот раз уже безо всякой запинки рассказала абсолютно всё. Она говорила и говорила, перемешивая слова и взмахи рук, её голос то затихал, то переходил на визг, начинал дрожать и в следующее мгновение говорил твёрдо и убеждённо. От воспоминаний о пережитом она начала ходить по комнате, то и дело спотыкаясь о маленький столик. Один раз она чуть не столкнулось со спиной Исаавы полностью увлечённая рассказом. Всё, что накопилось в ней за эти дни, все её переживания, касаемые не только последних событий, но и кошмаров и головной боли в её собственном мире в один момент вырвалось, как огромная волна воды из разрушенной дамбы. Закончила она только тогда, когда уже за окном совсем стемнело, а голос, казалось, пропал навсегда. Опустошённая, она села на кровать, опустив голову и ссутулившись, в то время как Исаава оставался неподвижным, словно застывшим в одной позе. «Один, два, три, четыре…» – просто считать про себя было, несомненно, куда легче, чем стараться оценить происходящее.