Змееловов больше нет
Шрифт:
— И никогда не было, — хмыкнула я. — Ладно, и что дальше? Пропишешь постельный режим и питание по часам?
— Заманчиво, — хищно сощурился он. — В конце концов, сегодня выходной или нет?
— Выходной сегодня у детей, а нам надо…
— Нори, ты стала ужасной занудной, — тихо засмеялся змей. Поднялся, наклонившись вперед, поймал мою руку за запястье и потянул. — Иди ко мне.
Сердце подпрыгнуло к горлу, а внизу живота в мгновение собрался теплый клубок предвкушения.
Аспис привлек меня в объятия, поцеловал — вдумчиво, изучающе, обещая, что это только
— Мне нравится идея про постельный режим на весь день, — повторил он свою мысль, мягко, но настойчиво тесня меня к кровати. — Надеюсь, ты не собираешься удрать именно сейчас?
— И остаться без десерта? — улыбнулась я в ответ. — Вот еще! Ты чего? — спросила, потому что в этот момент змей вдруг замер, разглядывая меня с непонятным выражением лица.
Он медленно качнул головой, потом все же пояснил:
— Знаешь, я хоть и надеялся, что это временно, но все равно боялся, что больше ее не увижу.
— Кого?
— Твою улыбку. Вот эту, легкую и яркую. Я ведь в нее сначала влюбился и только потом — во все остальное. — Аспис кривовато улыбнулся, но как-то ответить на это признание не дал, поцеловал снова — жадно, напористо, тут же потянул наверх мою блузку.
Вдруг стало совсем не до разговоров, да и посторонним мыслям вскоре не осталось места. Мы целовались, ласкали друг друга — то исступленно и почти зло, словно мстя за прошедшие годы, то осторожно и трепетно, знакомясь вновь и позволяя телам вспомнить.
Если целовать его ключицы, а потом слегка прикусить тонкую кожу на горле, можно услышать тихий хриплый стон. И после этого какое-то время невозможно делать хоть что-то еще, потому что Аспис опрокидывает меня на постель, прижимает к ней руки и целует почти с отчаянием, долго, жадно, пока хватает дыхания.
Когда его ладони — твердые, шершавые — плавно и медленно скользят с моей груди вниз, по бокам к талии, словно пытаясь обхватить разом все тело, в голове и груди появляется звенящая легкость, и я выгибаюсь навстречу его губам, начинающим дорожку из поцелуев у солнечного сплетения.
Если сжать его локти, с силой провести вверх к плечам, наслаждаясь ощущением упругой твердости мышц, можно увидеть сверкнувшую в ярких глазах насмешливую улыбку. Мне всегда нравилось чувствовать, сколько в этих руках силы и какой ласковой она может быть, а его всегда забавляла эта мелочь.
Когда огня внутри становится столько, что одной уже невозможно с этим справиться, мои пальцы с силой впиваются в его плечи или бедра и с губ срывается не оформленная в слова мольба. Но змей, конечно, понимает, и… Создатель, какие у него делаются в это мгновение глаза! Жажда и нежность, удовольствие и предвкушение, восхищение — в темной глубине расширенных зрачков.
Больше нет одиночества, нет страхов и сомнений, только одно на двоих наслаждение и счастье обретения. И если для того, чтобы все-таки быть вместе, действительно надо было пройти через все эти годы… Кажется, я уже ни о чем не жалею.
А потом мы лежали на сбитой постели и жались друг к другу, словно от холода, хотя кожа еще блестела от пота, а дыхание все никак не удавалось восстановить.
— Так
— Опять? — иронично хмыкнул змей.
— Постоянно, — возразила со смешком. — Странно оглядываться назад и понимать, какой была жизнь все эти годы. Как будто я лежала в сундуке со стазисом, но почему-то могла считать время. А сейчас оказывается, что мир совсем другой. Ощущения, вкус, краски…
— Хорошее определение, — задумчиво похвалил Аспис. — Очень меткое.
Конечно, весь день провести в кровати мы не смогли. Это только поначалу кажется заманчивым, и некоторое время удовольствие от близости затмевало реальность, но потом она осторожно постучалась в дверь — фигурально выражаясь. Незаметно завязался разговор о школе, я начала расспрашивать о тех змеях, которые должны были вскоре прибыть, потом мы начали обсуждать учебу и старших учеников, кто из них чем занимается и кому надо на что поднажать… В общем, через три часа мы, приняв душ, одетые и собранные, шли на обед.
И это тоже было странно. Нет, конечно, не то обстоятельство, что мы выбрались из постели или вообще вернулись в действительность, странными были ощущения. Вроде бы та же школа, те же коридоры, те же ученики, но словно кто-то смахнул с окружающего мира толстый слой пыли и заодно снял с моих плеч почти неподъемную тяжесть. Кроме шуток, я действительно ощущала, что дышится легче, а плечи расправляются сами собой, словно до этого я ходила сгорбившись, невзирая на выработанную в ордене безупречную выправку.
Ученики здоровались и поглядывали на нас с любопытством — не знаю уж, сказалось ли внутреннее состояние на внешнем облике и у нас на лице было написано что-то такое, или для удивления хватало моих расплетенных — впервые не то что за дни в школе, за годы! — волос. Я хотела собрать их в привычную косу, но Аспис столь проникновенно попросил оставить все как есть, что не поднялась рука.
В столовой за учительским столом нашлись только хмурый Фалин и Ежина, которая как могла развлекала рыжего. На мой взгляд, идея была неудачной и стоило бы оставить коллегу в покое. Он взрослый мужчина, а не пылкий юнец, способный свести счеты с жизнью по такому поводу. Однако лезть со своими советами не стала, только кивнула им приветственно и вместе с Асписом уселась с другой стороны стола, причем мужчина оказался спиной к залу.
— О чем ты задумалась с таким хмурым видом? — насторожился змей.
— О Бесе, — ответила честно. — Я не представляю, как с ним быть. Я хотела найти сына и рада, что с ним все хорошо, но… Мои представления об этом и мечты заканчивались на том, что я найду его и он не будет держать на меня зла. Но он уже большой мальчик, считай — взрослый мужчина. Зачем ему какая-то посторонняя женщина, пусть и родня по крови?
— Насколько понимаю, вы с ним в одинаковом положении, — ободряюще улыбнулся Аспис. — Барес очень хотел найти мать, но, по-моему, сейчас испытывает те же затруднения. Он мечтал найти, а вот что с ней делать дальше — не задумывался. Мне кажется, сейчас уже ты торопишь события: Все наладится. — Он ободряюще накрыл мою ладонь своей.