Змееносец. Сожженный путь
Шрифт:
– Я думаю, расчет был именно такой, посмотрев на узкий лаз под камнем, сказал Рустам.
– Правильно, согласно кивнул Бахрам. Так проще всего, настроить население Кабула, против . Ты же знаешь, люди не слышат голос правды, они желают, слушать что им надо, только так. Ты давно не был в Кабуле, там люди стали другими, я уже не говорю о южных провинциях, там совсем плохо.
– Я на Родине давно не был, тяжело вздохнул Рустам. Меня больше это тревожит.
– Понимаю тебя, сказал Бахрам, глядя на машину, в которую уже грузились разведчики. Рустам, нам пора, слышишь. Рустам, надо ехать, нас ждут, сказал Бахрам, махнув рукой другу.
– Хочу посмотреть этот лаз, указав рукой, сказал Рустам. Может он там. А мы уедем, и что тогда?
– Хорошо, кивнул Бахрам, загляни,
Машина с разведчиками, медленно поехала по дороге, в обратном направлении. Никонов высунувшись из кабины, махал рукой Бахраму.
– Идем, успеем, сказал Бахрам. Ну, скоро ты там? спросил он, обращаясь к Рустаму.
А тот, уже склонился над лазом, прищурившись, смотрел в темноту проема. " Темно и прохладно, подумал он, принюхиваясь. Пахнет вроде чем то, не растением. Ничего не видно, а может там змеиное кубло? Э нет, руками не полезу. Человек там не поместится, слишком маленький проход. И следов не было, оглядывая землю перед лазом, подумал Рустам. Куда же он пропал, мстительный Зафир. Так не бывает? нервничал Рустам. Где он?" Машина остановилась напротив Бахрама. Никонов недовольно, махнул рукой. Бахрам спустился в канаву, и дернув друга за рукав, сказал:
– Рустам, ехать надо, быстрее, пойдем.
– Ты понимаешь, что его тела нет, разозлился Рустам, взглянув на Бахрама. Понимаешь?
– Значит, мы его не заметили, он наверно на дороге лежит.
– Я всех проверил, его там нет.
– Забудь ты его, зачем он? Ты все равно, больше не вернешься сюда, понимаешь?
– Откуда знаешь? зыркнул глазами Рустам.
– Потому что ты, героически погиб, спокойно промолвил Бахрам, и улыбнулся. Тебя нет, совсем нет, усмехнулся Бахрам. Поехали.
– Хорошо, кивнул Рустам. Нет, значит, нет.
Они поднялись из канавы, и запрыгнули в кузов пикапа. "Все поехали, прощай родной мне Пакистан, улыбнулся Рустам, глядя на вершины гор. Сколько друзей и врагов, я там оставил, не перечесть на руках. Всем , хорош не будешь, есть в мире и другие... Не говори о том, чего нет, сказал он себе. Надо добраться до Кабула, тогда и ... Мне все равно, улыбнулся он, я уже в Афганистане, и если суждено, то останусь здесь, а нет, то скоро, приеду домой. Не бойся, не предавай, и верь... Сколько дорог мною пройдено, сколько деревень и городов я видел, что бы остаться собой, я становился иным. Сколько горя и радости, я забыл на другой стороне , этих гор. Не вернется наверно, уже не придет, то самое, острое, будто красный перец, обжигающее чувство, глотка воды, путнику в пустыне. Боль, страх, и ненависть. А любовь? Она тоже была там, уже далеко, за горами... Простите, но я другой. Хочу ли я вернутся? Плохой вопрос, отвечу всем, не надо воскрешать из мертвых, они еще опаснее, живых". В маленькой пещерке, темной, и влажной, лежал раненный Зафир. Судьба вновь, подарила ему, шанс. Он лежал без сознания, а рядом, притаившись, скрутилась змея...
Приморск. Осень1988 год.
Тепловоз, как то очень медленно, подходил к складам, выплывая из тумана, будто богатырь из пучины морской. На бетонной площадке, столпилось несколько десятков человек, в ожидании вагонов. Дородная женщина в потертой фуфайке, обвязанная платком, в меховой шапке на голове, внимательно считала подходящие вагоны, записывая их номера, в большую тетрадь. Народ на площадке был разношерстный, здесь на портовых складах, по ночам, мог подработать желающий и нуждающийся, но только по личному знакомству, со стороны, никого не брали. Саша Карно, был в "самоходе", рисковал, только ради того, чтобы не связываться больше с Черновым, и его родственником Моряком. Он понимал, если ротный узнает о его "самоволках", из училища вышибут. После отбоя, он тихонько положил спортивный костюм в сумку, и через окно на втором этаже, по пожарной лестнице, убежал в порт. " Выбора особого нет, рассуждал он, сев на "последний" автобус. Уж лучше две недели вкалывать по ночам, чем сидеть, не день, а годы. Если и поймают их, и на меня как то выйдут, буду все отрицать, до последнего, как угодно, чем... до последнего. Вот отдам эти злосчастные пятьдесят рублей, Чернову, получу с него расписку, и пусть катятся они, куда подальше, лишь бы в моей жизни, больше не было таких. За все надо платить, кто-то сказал, подумал Саша, и ведь правильно сказал,- очень..."
Автобус подъезжал к порту. Саша вглядывался в освещенную остановку, пытаясь разглядеть старого боцмана Никиту Кузьмича, который и пристроил его на ночные разгрузки. " Вон он, улыбнулся Саша, увидев издалека, знакомую, широкую фигуру, в старом бушлате, и крохотной кепке. Лицо его, все в морщинах и шрамах, иссеченное всеми ветрами, океанов, и морей, и глаза, пытливые, добрые, такие притягивают, располагают, а еще широкая улыбка- морской души человек. Никита Кузьмич, боцман ты наш замечательный, подумал Саша. Без тебя и училище, как то "хромает", тускло ... Как ушел наш боцман на заслуженный отдых, так и ..." Саша выскочил из автобуса, подбежал к боцману, радостно улыбнулся, и сказал:
– Готов к труду, до пяти утра!
– Да, выдохнул Кузьмич, глядя на Сашу. Чего орешь?
– Наверно от радости, не зная что говорить, сказал Саша.
– Ой, салага, тяжело вздохнул Кузьмич. Ты хоть одежду, взял какую?
– Вот, поднял сумку в руке Саша. Спортивный костюм!
– Ты бы еще кеды захватил, грустно промолвил Кузьмич. Достал из кармана помятую картонку, и протянул Саше.
– На вот, пропуск. Ходить будешь со мной, на проходной меня все знают, так что ты как бы новенький, потому и пропуск у тебя временный, без фото. Ясно?
– Понятно, кивнул Саша, взяв картонку.
– Переодеться, "робу", я тебе на складе дам, у Антонины есть, я оставлял. А то ты, в костюмчике своем, замерзнешь, и загнешься, через сорок минут, максимум, даже если сильно упертый, понимаешь?
– Угу, кивнул Саша, понимаю. Спасибо вам Никита Кузьмич.
– Погоди благодарить, еще проклинать будешь, покачал головой Кузьмич. Пойдем что ли? Время без десяти одиннадцать, переодеваться будешь быстро. Понятно?
– Да.
Они спустились вниз по улице, и пройдя через проходную, повернули к складам. Саша все было интересно, и ново. Он увидел разных людей, огромный склад холодильник, заваленный картонными паками с рыбой, и, рассматривая все это, уже "прикидывал" в уме, сколько сможет перенести таких паков. "С виду не очень большие, присматриваясь, думал он. Может таких и по два, за один раз ?" Словно прочитав его мысли, боцман обернулся, посмотрел с усмешкой на Сашу и тихо сказал:
– Больше одного, не донесешь. Даже и не думай, иначе на завтра, не то что руки, сам себя, поднять не сможешь, это понятно?
– Понятно, опешил Саша. А как вы...
– Я тоже, молодым был, усмехнулся Кузьмич. Ладно, поспешать надо, идем, "робу" тебе дам, и шустро переодеваться. Будешь в моей бригаде.
– Ясно, кивнул Саша.
"Проницательный, подумал Саша. Это же надо, все, как будто "с языка снимает", только подумаешь, а он уже знает, одно слово - морской волк! С ним не пропаду". Состав подошел, вагоны-рефрижераторы открылись, и началась работа.
Саша старался, как мог. Перекладывал, сталкивал, носил, грузил, совсем не замечая, что происходит вокруг. А там, царил гигантский водоворот. Грузчики без суеты и спешки по- деловому, открывали вагоны, и принимались за разгрузку. Саша работал в бригаде из шести человек. "Посмотришь на каждого, я им только в ученики гожусь, думал Саша, перетаскивая коробки. Ни криков, ни матов, делают свою работу молча, и каждый знает за какие деньги. Это правильно, именно так и надо. Вот взять меня, я знаю, что после разгрузки одного вагона, получу только пять рублей, не больше. И то хорошо, но главное знать. А то пашешь где-нибудь в колхозе, оказывая шефскую помощь, можешь, что трактор работать, только все одно не заплатят, а ведь это же труд, а не на балалайке "пиликать", до вечера. Обидно. А коробки тяжелые, прав был боцман, если сначала легко показалось, то сейчас уже и одна, будто штанга в сто килограммов. Хорошее дело опыт. Тяжело конечно, ничего не скажешь. Деньги всегда даются нелегко. Или это только мне, а другим в руки сами плывут? Несправедливо!" Саша остановился в задумчивости, разглядывая высокие штабеля коробок.