Змеиный зуб
Шрифт:
— Ладно, теперь давайте поговорим о Шоне Амосе, — предложил он. — О шикарном мальчике в шикарных шмотках, ездящем на шикарной тачке с откидным верхом. Мистере Теннисисте, который грубо обращается с женщинами и бросил девушку, когда она от него забеременела.
— За аборт он все-таки заплатил, — напомнила Мардж.
— Ему это было не накладно, — заметил Уэбстер. — Этот тип купается в деньгах. Я уверен, что всю его философию можно свести к одной фразе — «на все воля Божья». Кто в данном случае Бог, думаю, понятно? Получается, что его жизненное кредо можно определить и несколько иначе: «Что хочу, то и ворочу».
—
— Жаль, что вы не видели, как он вел себя с сестрой. Он обращался с ней так, словно она не человек, а надоедливое насекомое.
— Значит, — заговорил Декер, — тебе кажется странным, что такой шикарный парень, как Шон Амос, мог о чем-то разговаривать с Кибером Иоахимом Рашем, Мистером Бедняком в поношенной одежде, ездящим на десятилетнем «саабе»? Правильно я понимаю?
— Эти двое в самом деле выглядят людьми разного круга, — признал Уэбстер.
— Никто ведь, кажется, не утверждает, что они друзья? — возразил Мартинес. — Я просто видел, как они разговаривали, — и все.
— Тогда почему ты решил навести справки об Иоахиме, Берт? — спросил Декер.
— Хороший вопрос. — Мартинес задумался, стараясь сосредоточиться. — Наверное, мое внимание привлекло то, что именно Шон подошел к Иоахиму, а не наоборот.
— И что было дальше? — Декер достал блокнот.
— Да ничего особенного. Они направились к машине Иоахима, потолковали о чем-то с минуту или около того, причем говорил в основном Шон...
— Как, по-твоему, Шон нервничал? — спросила Мардж.
— Скорее он был чем-то возбужден, — ответил Берт. — Он говорил очень эмоционально, много жестикулировал. А вот у Иоахима вид был какой-то отсутствующий, даже апатичный. Он почти все время молчал и только изредка кивал. Когда они подошли к «саабу», Шон все еще продолжал свою тираду, даже когда Иоахим сел в машину — и то никак не мог остановиться. Правда, боковое стекло со стороны водителя было опущено. В конце концов Шон полез в карман, достал оттуда конверт и передал его Иоахиму.
— Полагаешь, они заключили какую-то сделку? — оживилась Мардж.
— Мне, во всяком случае, так показалось, — подтвердил ее предположение Мартинес. — Потому что, передав конверт, Шон быстро сунул руку в окно «сааба» — вероятно, они с Иоахимом обменялись рукопожатием. После этого Иоахим уехал.
— Наверное, ты присутствовал при расчете, — заключил Уэбстер.
— Ну, так, — решил подытожить Оливер. — Что мы имеем? Мы имеем зануду и зубрилу Иоахима...
— Он скорее просто чудак, — встрял Уэбстер. — Парень по кличке Кибер, фанат скрэббла.
— Мои дети тоже играют в скрэббл, — заметил Декер. — Да и я иногда составляю им компанию, однако я не зануда, не чудак и не наемный убийца. Мы об этом пареньке ни черта не знаем, а выводы пытаемся делать весьма серьезные, причем все они притянуты за уши.
В кабинете наступило молчание. Декер едва заметно улыбнулся.
— Хотя, — снова заговорил он, — если бы я был телевизионщиком и занимался подбором типажей, то сказал бы, что теоретически Иоахим Раш идеально подходит на роль способного юноши из не очень богатой семьи, ставшего стипендиатом престижного колледжа. Он одинок, потому что в социальном плане в колледже его воспринимают как чужака. Характерно, что его родители
— Даже религиозный фанатизм? — спросил Оливер.
— В особенности религиозный фанатизм, — с нажимом ответил Декер. — Семья Раш — и родители, и сын — не похожа на типичных представителей той социальной прослойки, которая отправляет своих детей учиться в Уэстбридж.
— Не забудьте, что Шон передал Иоахиму деньги, — напомнил Оливер.
— А кто сказал, что это были деньги? — возразил Мартинес. — Я говорил, что Шон передал Иоахиму конверт.
— И что, по-твоему, в нем могло быть, как не деньги? — недоуменно спросил Уэбстер.
— Все что угодно.
— В том числе и наличные — оплата за убийство, замаскированное под смерть от передозировки наркотиков.
— Ну-ну, — охладил пыл спорящих Декер. — Так мы можем слишком далеко зайти в наших предположениях. Но, вообще говоря, идея интересная. Жаль, что нельзя проверить, насколько она соответствует истине.
— Почему нельзя? — удивился Мартинес. — Я могу пару дней понаблюдать за Иоахимом, лейтенант.
— Ничего против не имею, да только теперь это дело веду не я, — сказал Декер, и челюсти его непроизвольно сжались от злости. — Тебе придется получить разрешение Стрэппа.
— Вы ведь знаете, что он ответит, лейтенант, — нахмурился Оливер.
— Позвольте мне понаблюдать за Иоахимом завтра, — попросил Мартинес.
— Я отстранен от расследования, Берт. Поговори со Стрэппом.
— Да он же загубит все на корню, — заявил Уэбстер.
— Возможно.
— Но тогда выходит, что вся наша работа — вся ваша работа, лейтенант! — пошла насмарку. И вы сами это прекрасно понимаете, — сказал Скотт.
— Да, понимаю.
— И вас это не расстраивает? — изумилась Мардж.
— Еще как расстраивает.
— И что вы собираетесь делать?
— В данный момент мне не остается ничего другого, как стиснуть зубы и терпеть. А что касается будущего... — Декер пожал плечами. — Я слышал, в это время года в Монтане очень красиво.
— В Монтане в самом деле хорошо — если не обращать внимания на тамошние отряды самообороны и нацистов.
— Марджи, я проработал в полиции двадцать пять лет. Я привык иметь дело с вооруженными сумасшедшими.
К семи часам Декер покончил с бумагами. Оформляя всевозможные протоколы и рапорты, он думал о жизни, о своей работе, о трагедии в ресторане, не дававшей ему покоя, о том, как Стрэпп отстранил его от расследования этого дела. Лейтенант с болью вспоминал о своих так и не сбывшихся мечтах об отпуске, который ему хотелось провести вместе с Риной, бродя по пустынным пляжам, шлепая босиком в набегающих волнах, или путешествуя по нехоженым горным тропам, наслаждаясь пьянящим горным воздухом и ароматами трав и цветов. Как он мог допустить, что вот уже много лет ему без конца приходилось барахтаться в зловонной грязи? В словах, которые он бросил утром в лицо Стрэппу, сконцентрировались его годами копившиеся раздражение и неудовлетворенность. Он впервые осознал, что его работа в полиции, вероятно, завершена, о чем открыто и сказал.