Змея Давида
Шрифт:
Диана без труда нашла Снейпа – в самом верхнем левом ряду. Даже среди чопорных слизеринцев он отличался сумрачным и замкнутым выражением лица и манерой прятать взгляд от объектива колдокамеры. Снейп стоял, глядя куда-то вбок и вниз, словно искал глазами кого-то с других факультетов.
Она внимательно разглядывала слизеринцев. Их было шестеро и среди них была только одна девушка – полноватая блондинка с одутловатым лицом и вялой улыбкой. Не уродина, но и красавицей ее назвать было нельзя. Вряд ли это могла быть та самая Лили, хотя…
– Римус, а кто эта девушка? – спросила она, ткнув пальцем в колдографию. –
«Поищем среди гриффиндорок. Хотя это плохая идея…»
Впрочем, не такая уж и плохая, тут же подумалось ей – взгляд Снейпа был устремлен именно в сторону студентов Гриффиндора. Одногруппниц Люпина было трое – все довольно симпатичные.
– Римус, а как звали твоих одногруппниц? – спросила она снова, протягивая Люпину колдографию.
Тот отставил чашку с недопитым чаем и начал перечислять:
– Вот эта блондинка – Мэри Макдональд. Она сейчас в Штатах. Их семья уехала из Англии после того, как Упивающиеся убили ее брата. Темноволосая девушка – Дорказ Медоуз. Она состояла в Ордене Феникса. Убили и ее саму, и всю ее семью. А это – и Римус мечтательно и грустно заулыбался, – Лили. Лили Эванс, мать Гарри.
«Лили».
Лили Эванс и правда была весьма привлекательной – это было заметно даже несмотря на то, что колдография выцвела за эти годы. Длинные темно-рыжие волосы, огромные светлые (цвет их определить с точностью не представлялось возможным) глаза, правильные черты лица и улыбка, способная растопить даже масло в холодильнике. Такие яркие красавицы всегда находятся в центре мужского (да и женского тоже) внимания. А Римус меж тем продолжал:
– Таких глаз, как у нее, мне больше ни у кого прежде не приходилось встречать. Глаза – единственное, что Гарри унаследовал от нее. Глаза и характер. В остальном он точная копия Джеймса.
Действительно, хоть Поттера-младшего Диана видела в школе несколько раз мельком, но необычный, изумрудный цвет глаз мальчишки она запомнила, тем более что они так контрастировали с его черными, вечно взъерошенными волосами… Рыжая, зеленоглазая, красивая… Настоящая колдунья. На всякий случай Диана спросила:
– А у вас не училась такая Лили Дюпон? Или, может быть, у нее была другая фамилия…
Никакой «Лили Дюпон» не существовало в природе, Диана выдумала только что.
– Нет, – уверенно ответил Люпин. – Вообще других девушек по имени Лили на моей памяти в Хогвартсе больше не было. Может, она училась в более ранние годы, не знаю.
Значит, это действительно именно та Лили. Диана грустно всматривалась в колдографию. То, что у нее с Джеймсом Поттером бурный роман, было видно невооруженным взглядом – ее будущий муж то и дело по-хозяйски пытался приобнять ее за плечи, смеясь и говоря что-то, а Лили, изо всех сил стараясь сохранить на лице серьезное выражение, сбрасывала его руку со своего плеча, хотя видно было, что подобные знаки внимания ей более чем приятны.
Была, конечно, вероятность в один-единственный процент, что существовала где-то другая «та самая» Лили. Но факты сами складывались в безупречную конструкцию. С кем ближе всего из представителей противоположного пола общаются школьники? Конечно
Римус продолжал говорить, но Диана слушала его вполуха. Единственное, что ей удалось запомнить, что поначалу Лили Поттера-старшего на дух не выносила, считая его неисправимым раздолбаем и выпендрежником. Но с шестого курса неожиданно сменила гнев на милость и начала дружить с ним, притом, что половина мальчишеского состава Хогвартса не прочь была бы начистить Джеймсу его смазливое лицо, чтобы отбить у него первую красавицу школы. Но при этом Люпин ни словом не обмолвился о том, что у Лили был, хоть и кратковременный, но роман со Снейпом. А значит, его попросту не было – судя по накатившему на него приступу воспоминаний о счастливой юности, такой подробности он бы точно не упустил.
Для вида Диана еще пролистала альбом, глядя невидящими глазами сквозь колдографии и переваривая полученную информацию. Выводы же были не особо оптимистичными.
То, что эта Лили мертва, не облегчало, а осложняло ее задачу. Нет ничего сложнее, чем пытаться соперничать с мертвым идеалом. С живым человеком можно поссориться, его можно уличить в каком-либо неблаговидном поступке и охладеть к нему. Смерть же ставит объект преклонения на недосягаемую высоту, сбросить с которой его сможет только сам поклоняющийся. Не было гарантии того, что Снейпа когда-нибудь отпустит память о девушке, которая даже никогда не принадлежала ему.
«Я не отступлю, пока не буду уверена, что все без толку, – подумала она, захлопывая альбом. – В конце концов, за столько-то лет чувства могли и охладеть, хотя память осталась. Надо просто набраться терпения и ждать подходящего момента».
Подробное изучение книги Левита откладывать дальше не имело смысла, и сейчас Диана сидела в кресле перед камином в своей комнате, вчитываясь в каждое слово «послания» своего предка.
Начать следовало, прежде всего, с вызова Демона. Диана не оставляла идеи если не «договориться» с представителем потустороннего, то хотя бы найти лазейки в его с Левитом договоре, чтобы признать его недействительным.
Вызов демона должен был проводиться при темной луне в полночь, желательно в месте, где не окажется лишних свидетелей. Ритуал был достаточно прост, если не считать, что заклинание по вызову было длинным и читалось на древне-арамейском языке. Левит предчувствовал, что его наследница, скорее всего, будет говорить на любом другом языке, кроме иврита или арамейского, поэтому зачаровал книгу так, что текст заклинания отражался в транскрипции на латинице.
Шепотом, на пробу Диана один раз прочла текст заклинания и отправилась дальше. На каменном полу углем следовало начертить Печать демона – круг диаметром около двух метров с вписанной в него пентаграммой и множеством малопонятных символов, похожих на кресты, переплетающиеся змеи, пересеченные схематических изображением стрел.