Змея за пазухой
Шрифт:
Раньше на месте Сироткиного квартала находились так называемые «дачи», полученные гражданами от щедрот советской власти, — земельные отводы в шесть соток и одноэтажные строения, в большинстве похожие на курятники. Здесь было тихо, уютно, красиво, и многие интеллигенты мечтали, как они проведут остаток жизни здесь, на берегу реки, в полном единении с природой. В принципе обстановка располагала: сады цвели и щедро плодоносили, огороды исправно снабжали владельцев дач экологически чистыми продуктами, с одной стороны дачного участка рос сосновый лес, где грибов было — косой коси, а с другой находилась речка — хоть
Но, как говорится, «мечты разбились о быт», точнее — о реалии. Городские чиновники и те, кого они крышевали, в основном бывшие бандиты и рэкетиры, повели против дачного товарищества настоящую войну. Не обошлась она и без жертв, но что такое никчемная человеческая жизнь по сравнению с мечтой бывшего «бригадира» банды отморозков или чиновного мздоимца, давно утратившего честь, совесть и сострадание к ближним? Почти всех дачников согнали с их земельных отводов, а на месте домиков-курятников выросли дворцы невиданной красоты. Так и появился Сироткин квартал.
Название свое он получил благодаря местному журналисту, который все-таки отважился тиснуть в прессе большую статью о злоупотреблениях местной «элиты», в которой фигурировало и дачное товарищество на берегу реки; ему даже удалось выступить по центральному телевидению. Журналист назвал застройщиков, отобравших землю у дачников, бедными «сиротками», и народ тут же превратил его сарказм в название квартала — уж чего-чего, а юмора русскому народу не занимать.
Но, как это обычно бывает на Руси, громкий крик постепенно превращается в затихающее эхо без всякой реакции. Сироткин квартал продолжил расширяться за счет дачных садов и огородов, а бедняга-журналист попал под колеса автомобиля, который скрылся с места происшествия, и найти его так и не удалось. (В городе поговаривали, что водителя-убийцу никто и не искал.)
Дача пахана впечатляла. Она была ничуть не хуже, чем загородный дом Шервинского. Разве что забор был еще выше, и количество охраны во дворе Никита так и не смог сосчитать. Он безропотно вернул ствол татуированному, и его провели в сад. Там находилась шикарная беседка в китайском стиле, где за низким черным столиком, тщательно отлакированным и покрытым красивой росписью, сидели трое мужчин, с виду ничем не примечательных, даже одетых респектабельно. Только многочисленные наколки на пальцах несколько портили впечатление от картины, которую можно было назвать «Чаепитие уважаемых людей». Судя по всему, Никиту привезли на рандеву к китам воровского сообщества, притом очень старым.
«Однако… — подумал он. — Какие колоритные типы… Такими темпами я скоро перезнакомлюсь со всеми городскими буграми. Меня только к городскому чиновнику высокого ранга не возили на свидание. Но, думаю, все еще впереди…»
— Здравствуйте, — сдержанно сказал Никита, не решаясь встать на лакированное дерево ступенек, которые вели на помост, где восседало криминальное трио.
— Здравствуй, мил-человек, — ответил один из чаевничающих — по виду самый старший, «патриарх»; он был совсем седой и имел на макушке обширную плешь, похожую на тонзуру католических монахов.
Остальные двое промолчали, но под их взглядами Никите стало неуютно; он даже ощутил холодок между лопатками, будто подул ледяной ветер. Серьезные людишки, подумал он, очень серьезные… Надо вести себя как можно приличнее.
— Проходи,
Поколебавшись чуток, Никита снял туфли (старики — а все они были весьма преклонных лет — одобрительно переглянулись) и сел на отведенное ему место — напротив криминальных авторитетов. Он знал, что не каждый может удостоиться сомнительной чести сидеть за одним столом с ворами в законе. А судя по всему, это престарелое трио принадлежало именно к этому разряду — высшему — воровской иерархии.
Китаянка разлила чай по чашкам, все чинно отхлебнули несколько глотков (дрянной чаек! — мелькнула мысль в голове Никиты; то ли китаянка неправильная, то ли ее не тому учили), и «патриарх» произнес:
— Ты, вижу, не очень удивлен нашим «приглашением»…
— Я перестал удивляться с той поры, как пошел в армию, — ответил Никита. — Жизнь полна неожиданностей, часто — неприятных. А на удивляющихся воду возят.
Старые воры дружно осклабились — уголками губ; видимо, им понравилось изречение Никиты.
— А ты мне нравишься, парнишка, — одобрительно сказал «патриарх». — Надеюсь, и в дальнейшем нас не разочаруешь.
— Буду стараться, — ответил Никита без особых эмоций.
— Лады. Вопросик есть к тебе один…
Тут, как по команде, старые воры нахмурились. Никита почувствовал недоброе и внутренне сжался, словно пружина. Он не думал, что его позвали в этот особняк, чтобы грохнуть, но ежели ему светит воровской приговор (знать бы, за что?), то ничего иного не останется, как драться не на жизнь, а насмерть. Конечно, охраны у этой троицы много, но опытный взгляд Никиты сразу определил, что никто из них, по крайней мере большинство, не нюхал пороху и, по идее, не обучен разным боевым премудростям офицера спецназа. А значит, шанс вырваться отсюда у него есть, хоть и мизерный.
— Был у нас старый, верный кореш, да выпала ему недавно нелегкая кончина, — с печальными нотками в слегка хрипловатом голосе продолжал «патриарх». — И нам очень хотелось бы знать, кто его приговорил.
— Извините, но я не в теме… О ком вы?
— Ну вот, ты уже темнишь…
— Я правда не пойму, о ком идет речь. Тем более что с такими людьми, как вы, я незнаком.
— Речь идет о Чугае, — жестко отчеканил «патриарх».
Притворяться было бессмысленно. Никита уже сообразил, кого эти трое подразумевают под «старым корешем». Но ведь воровскую кличку Сейсеича он не мог знать, никак не мог. Ее не назвал даже дед Гаврик. И только Кривицкий опознал в убитом Сейсеиче старого медвежатника Чугая.
— Эта фамилия мне неизвестна, — глядя на вора в законе ясными, можно сказать, просветленными до кристальной честности глазами, ответил Никита.
— Демид, наверное, парнишка не знал его как Чугая, — вмешался худой, как анатомическое пособие, старик с длинным носом-клювом.
— Помолчи, Крот! Сейчас мой базар.
— Понял, умолкаю…
— А имя-отчество Сейсеич тебе что-нибудь говорит? — вкрадчиво спросил Демид; Никита так и не понял — это его кличка или имя?
— Говорит. Я знал Сейсеича. Уважаемый человек, мастер на все руки.